Алана Инош: Сказка для Алисы

Алана Инош

Сказка для Алисы

Аннотация: Ты для меня — больше, чем редактор, Алиса. Мой мир — алисоцентричен. Без тебя ни одного слова из этой книги не появилось бы. В каждой строке этой мрачной сказки — твоя любовь, твой свет и тепло. Гениальность — не в том, что ты пишешь. Твой гениальный дар — в том, на что я становлюсь способна рядом с тобой. И по большому счёту, это ты — настоящий автор, а не я. Это твоя книга, Алиса. И те, которые ещё предстоит написать, тоже будут твоими. Потому что за ними стоишь ты.

Примечание: это продолжение «Исповеди для Алисы»

Часть 1. Алисоцентричность

1

Чёрный плащ всадника крыльями мокрой летучей мыши поблёскивал под серой пеленой дождя — тяжёлой, мрачно-гнетущей. Копыта коня утопали, чавкая, в грязи — по приказу проклятого Гайенерила. Доставить посланное им, пусть и потребуется мечу проложить кровавую просеку через полчища врагов, как сквозь молодую рощицу. Сердце всадника билось под стёганой курткой во имя Гая — Проклятого Лорда, чья мрачная слава блестела жирной, как нефть, плёнкой ужаса. Глупый народ каких только небылиц не выдумает! Будто бы пожирал он жареных младенцев, словно молочных поросят, запекая их, вырезанных кинжалом из чрева живых ещё матерей — собственных младенцев, зачатых им от златовласых дев с зелёных холмов Теогвена, склонившегося некогда под меч его. Дев гордой и когда-то независимой, цветущей страны, а теперь — данника Проклятого Лорда.

Копыта чёрного мускулистого скакуна чавкали в слякоти, мокрые шпоры всадника холодно сверкали, а колёса мощного внедорожника раскинули веер брызг из весенней лужи. Щупленькая, блёклая женщина с продуктовой сумкой отскочила, ругаясь; её рот беззвучно раскрывался, высказывая о водителе самое нелестное мнение, но в тёплом салоне машины бормотало радио. А курсу доллара было, в общем-то, плевать, что ей сапоги запачкали. Виноваты были, конечно, коммунальные службы, плохо чистившие улицы нынешней снежной зимой. За три месяца город покрылся тяжёлой холодной целиной толщиной в полтора метра. И теперь всё это таяло. Грязный снег вывозили самосвалами. И всё равно — море разливанное, а не лужи.

Шпоры всадника льдисто сверкали под потоками небесной влаги, а рука на руле блеснула часами. Шпоры подгоняли коня, часы поторапливали: осталось пять минут. Ольга мысленно материлась, ища удобное место для парковки. Всюду — грязь, вода, слежавшийся до скользкой корки подтаявший снег. Чужие машины. Они-то устроились и стоят себе, а вот ей надо как-то исхитриться и пристроиться так, чтоб Алисе было удобно выходить. Неделю назад поскользнулась, чёртов гололёд. Упала, расшибла локоть, и ни одна сволочь не подошла помочь, видя девушку с тростью.

Ольга кое-как припарковалась. Какое уж там удобное место — хоть какое-то найти бы, не до удобства. Машин развелось — как грязи. Некуда приткнуться. Алиса, прикрыв глаза, всю дорогу то ли дремала, то ли думала о чём-то. Сонный взгляд сквозь длинные ресницы. В каких эмпиреях витала? Ей не было дела до забот Ольги, как припарковаться. Сидела, как принцесса, далёкая от земных треволнений. Королева Инголинда, владычица маленькой земли на востоке, светлая лицом и очами, далёкая возлюбленная Проклятого Лорда, хромая красавица — её образ Ольга списала с Алисы.

Скакал всадник сквозь непогоду, не зная о том, какую тайну уже много лет хранил его повелитель, прослывший тираном, завоевателем и блестящим полководцем. Не жалел всадник коня своего, чтобы доставить прекрасной королеве Инголинде...

— Бля... — чуть не сорвалось с губ Ольги, когда она открыла дверцу машины. Её нога ступила в лужу, утонув чуть ли не по щиколотку: коварная ямка под водой.

Жижа грязновато-кофейного цвета холодила ногу сквозь плотную кожу высокого ботинка. С налётом сливок и бензиновой радуги. Лучшего места, увы, не нашлось: надо было хоть где-то приткнуться.

Прекрасная Инголинда тоже не знала тайны жестокого лорда Гайенерила. А всех, кому она становилась известна, лорд разными способами умерщвлял. Остался лишь маг Отец Фунó, седой старец, присутствовавший при рождении будущего завоевателя. Его уничтожить лорду Гаю было не под силу, да и не мог он покуситься на жизнь своего учителя. Между ними существовал договор о неразглашении. Старец умел держать язык за зубами.

А вот Ольга не сдержалась — шёпотом выругала по матушке эту грёбаную погоду и ленивых коммунальщиков, дери их в рот. Алиса тем временем вышла из своей сонной задумчивости: