Николас Спаркс: Каждый вдох [litres]

В лагере было тихо: гиды, в том числе его приятель Роми, рано утром уехали в сафари-лодж, откуда гостей со всего мира повезут в буш. Последние десять лет Тру работал гидом в национальном парке Хванге. До этого его жизнь была почти кочевой: он менял заповедники каждые пару лет, набираясь опыта. Как правило, Тру избегал сафари-парков, где разрешалась охота, чего его дед понимать не желал. По словам деда Тру, которого все называли Полковником, хотя тот в армии никогда не служил, он перестрелял больше трехсот львов и шакалов, защищая скот на крупной семейной ферме возле Хараре, где рос Тру. Отчим и сводные братья были не прочь побить этот рекорд. Помимо разведения скота, семья Тру выращивала различные культуры, собирая больше табака и томатов, чем любая другая ферма в стране. А еще кофе. Прадед Тру начинал с легендарным Сесилем Родсом, алмазным магнатом, политиком и символом британского империализма, прибравшим к рукам землю, деньги и власть.

Полковник унаследовал от отца процветающий семейный бизнес, а после Второй мировой войны в делах и подавно начался невиданный прогресс; в результате семья Уоллсов стала одной из богатейших в стране. Дед не понял желания Тру оставить добропорядочную с виду деловую империю и роскошную жизнь. До своей смерти – Тру тогда было двадцать шесть лет – Полковник успел посетить заповедник, где работал внук. Хотя Тру спал в лодже, а не в лагере, при виде комнаты внука старика едва не хватил удар. Он оглядел жилище, которое счел не лучше лачуги, – без теплоизоляции и телефона, с керосиновой лампой и мини-холодильником, питавшимся от маленького общего генератора. Все это разительно отличалось от усадьбы на ферме, но Тру вполне устраивала спартанская обстановка, особенно когда наступал вечер и над головой разливался океан звезд. На самом деле в этом охотничьем домике было гораздо лучше, чем в других лагерях, где он работал ранее (в двух из них приходилось спать в палатке): здесь имелся водопровод и душ, который Тру считал чем-то вроде роскоши, пусть даже душевая была общей.

С собой Тру вез гитару в потрепанном чехле, провизию, термос, рисунки, которые он сделал для своего сына Эндрю, и рюкзак с одеждой на несколько дней, туалетными принадлежностями, альбомами, цветными и угольными карандашами и паспортом. Тру планировал отсутствовать примерно неделю, но счел, что больше ему ничего не понадобится.

Пикап стоял под баобабом. Некоторые проводники любили его сухие мясистые плоды и добавляли их в утреннюю овсянку, но Тру так и не привык к этому специфическому вкусу. Бросив рюкзак на переднее сиденье, он заглянул в кузов, чтобы убедиться – красть оттуда нечего. Тру собирался оставить пикап на семейной ферме, но там было больше трех сотен работников, получавших сущие гроши. Хорошие инструменты там просто растворялись в воздухе, даже под бдительным присмотром родственников.

Тру сел за руль и надел темные очки. Прежде чем повернуть ключ зажигания, он проверил, не забыл ли чего. Вещей было немного: помимо рюкзака и гитары, письмо и фотография, полученные из Америки, билеты на самолет и бумажник. На стойке за спиной был заряженный карабин на тот случай, если пикап сломается и Тру придется пешком пробираться по бушу, продолжавшему оставаться одним из самых опасных мест на земле, особенно ночью и даже для такого опытного человека, как он. В бардачке – компас и фонарик. Тру проверил под сиденьем палатку – опять-таки на всякий случай. Палатка была достаточно компактной, чтобы поставить ее прямо в кузове, и хотя против хищников она вряд ли поможет, это лучше, чем спать на земле. Ну, вроде все, подумал Тру.

Вокруг уже стало заметно теплее, а в кабине так просто жарко. Тру пользовался «кондиционером два-двадцать»: два открытых окна и скорость двадцать миль в час. Это, в общем, не спасало, но он давно привык к жаре. Тру закатал рукава рыжевато-коричневой рубашки. Он поехал в своих плотных походных брюках, которые за много лет стали мягкими и удобными. Гости в сафари-лодже, наверное, сейчас сидят у бассейна в купальниках и шлепанцах, но Тру никогда не ощущал себя комфортно в плавках и босиком. Сапоги и холщовые штаны однажды спасли ему жизнь при встрече с разъяренной черной мамбой: не будь он нормально одет, яд убил бы его меньше чем за полчаса.

Тру посмотрел на часы – начало восьмого. Впереди два долгих дня. Заведя мотор, он задним ходом отъехал от баобаба и развернулся к воротам. Спрыгнув на землю, Тру открыл ворота, выехал и вышел из машины, чтобы запереть въезд: меньше всего гидам захочется обнаружить в лагере львиный прайд [2] Львиный прайд – семейная стая львов. – Примеч. ред. , уютно расположившийся на территории. Такое уже случалось не в этом лагере, а в другом, на юго-востоке страны. Поднялась суматоха: никто не знал, что делать, оставалось ждать, пока львы решат, сколько еще они намерены оставаться. К счастью, прайд тем же днем отправился охотиться дальше, но с тех пор Тру всегда проверял ворота. Среди гидов были новички, так что лучше подстраховаться.