Луис Реннисон - Прекратите во имя трусов (ЛП)

По дороге домой

О, я так несчастна. Я не знаю, что делать. Я не могу отказаться от него, я не могу. Хотела бы я, чтобы кто-нибудь помог мне.

18.30

Лежа в своей постели

Мама вошла в мою комнату.

Либби возвращается сегодня вечером. Я сказал маме: — Что мы скажем ей, примерно так: — О, Либби, ты же знаешь, Ангуса, это твой котик, да? Только, мама и папа не могут заботиться о нем, потому что он болен.

Мама расплакалась. — О Джорджия, это очень грубо.

Она права, на самом деле.

Я обняла ее.

— Прости, мам, я не это имела в виду.

Черт возьми, это буквально Отель Разбитых Сердец. И я снова в рыданиях люкс.

21.00

Либби в кровати со мной.

Я дважды читала ей Синдифелло и Хайди. Который превратил мой мозг в суп.

Она прижалась ко мне и мистеру Картофелю Хед (буквально картошку с одной из ее шляп).

Горди зашел в комнату и прыгнул на нее и начал тереться об колени под одеялом. Она завыла от смеха и ударила Горди картошкой.

Обнимашечки. Смешная киса. Убирайся прямо сейчас.

И она просто схватила Горди за шею и швырнула его с кровати. Он встряхнулся, чихнул и зарычал, а она рассмеялась.

Горди любит летать. Теперь прижмись, Джинджер.

Она прижалась к макушке и начала посасывать мое ухо, мммммммм.........

Через некоторое время сосание прекратилось, и она тихонько засопела. Я посмотрела ей в лицо в лунном свете. Она была такой милой, на самом деле (когда она была без сознания). Я не хотела, чтобы она когда-либо грустила или расстраивалась. Я поцеловала ее в мягкую маленькую голову. Пуууук, это пахло сыром, чем она питается? Она зашевелилась во сне и подняла свои пухлые руки в воздух. Затем она села.

— Джорджи, а где большая киса?

Ох, черт.

Я ответила: — Э-э, ну, он в кошачьей больнице, у него болят его лапы.

Она встала с кровати.

— Давай, Джинджер, давай его вернем.

И она начала надевать свои Веллингтоны* поверх своей пижамы. Она все еще находилась в полусне.

*Резиновые сапоги

Я начала что-то говорить, и она бросила на меня мистера Картофеля и начала грозить пальчиком. — И ты туда же, плооохой, мальчик. Вставай.

В конце концов я сказала ей, что он будет спать, и мы пойдем за ним утром, и она, в конце концов, уснула.

Пятница, 26 августа

Либби пошла на прием только при условии, что я пойду и заберу Ангуса.

Я посмотрела на маму, мама посмотрела на меня. Но смотреть друг на друга не поможет, не так ли?

09.00

Зазвонил телефон.

О, Боже. Что, если это ветеринар?

Если я не отвечу, он не сможет сказать мне то, чего я не хочу знать.

Но...

Я ответила на звонок.

Это был Дейв Смехотура.

— Джорджия, что происходит?

— Ох, Дэйв, это Ангус, и ветеренар говорит, а он весь в его трубках и язык вывалился и даже хвост его сломан, а Либби сказала, пойти забрать его, она одета в пижаме и сапогах. И я не могу этого вынести.

И заплакала. Снова.

Он сказал: — Я приеду. Одень свои нунги.

В ветклинике

10.30

Стою перед клеткой, глядя на Ангуса с Дейвом Смехотурой.

Дейв сказал: — О, черт. Он немного перекошенный.

Я не могла держать его больше в клетке. В таком странном месте.

Я сказала доктору Бердей: — Я должна забрать его домой.

Ветеринар попытался убедить меня не делать этого.

И я начала истерить. Я должна была забрать его. Мне пришлось. Если он собирается умирать, я хотела бы, чтобы он был со мной, в своей маленькой корзинке.

Дейв Смехотура был на коне. Он даже назвал ветеринара «сэр», как будто он был в Итоне.

Он сказал доктору Бердей: — Мы понимаем, что вы сделали все, что могли, сэр, но теперь Джорджия хочет позаботиться о нем, поэтому мы просто отвезем его домой.

Ветеринар сказал мне серьезным голосом: — Я просто предупреждаю тебя, что он может проснуться яростным и обезумевшим.

Дейв ответил: — У меня обычно хорошее настроение, когда я просыпаюсь, сэр.

Который даже в такой очень нелегкий период заставил меня смеяться.

Доктор Бердей сказал: — Я имею ввиду Ангуса.

И Дейв снова сказал ему: — На самом деле, я думаю, вам нужно было бы узнать его раньше, сэр.

Ветеринар засмеялся и сказал: — Я просмотрел заметки своего предшественника по отношению к операции кастрации, и было высказано предположение о довольно диком поведении. На самом деле, в записках говорилось, что никогда больше не пускать этого кота на операционный стол.

Спустя два часа

Когда мы завели в дом Ангуса и засунули его, дела пошли немного неловко. Дейв был на другой стороне от корзины с Ангусом, смотрел на него, а затем он поднял взгляд. И наши головы были очень близко друг к другу. Он сказал мне: — Больше не плачь, твоим глазам будет больно.