Айя Субботина: Фокус

Я, как обычно, люблю посидеть допоздна. Включаю любимую инструментальную музыку, прячусь от всего мира в «наушниках» и просто смотрю в окно, за которым у меня, несмотря на январь и практически полночь, идет дождь. И даже почти начинаю дремать, когда чувствую слабую вибрацию телефона в кармане домашнего комбинезона.

У меня входящее сообщение.

От «Андрея»: он онлайн с телефона.

Глупо моргаю, только случайно успевая заметить начало фразы: «Привет, Йо! Ты…»

Мой палец почему-то зависает над значком сообщения. Нелогично и странно, но мне и хочется и не хочется его открывать. Может, просто смахнуть и удалить, не читая?

Но это зависшее без окончания «Ты…» просто не даст мне спокойно уснуть. И в конце концов — мне же двадцать восемь, а не шестнадцать, и даже ожоги прошлого не должны настолько сильно влиять на мою жизнь.

Открываю окно переписки и чувствую легкое разочарование. Совсем чуть-чуть. Потому что там простая вежливость: «Ты зря извинялась, никаких проблем. Файл забрал, передам по назначению ))»

Я пишу: «Спасибо большое, и еще раз прости за беспокойство!» до того, как понимаю, что отвечать было совсем не обязательно. Теперь это выглядит навязанной необходимостью написать в ответ хотя бы еще что-то. Пусть даже «Пока!» И самое скверное то, что мое сообщение уже прочитано, но ответ на него не приходит ни через пять, ни через десять минут.

Вот и хорошо, вот и…

АНДРЕЙ FM:«Йо — это сокращенно от чего?))»

Моргаю, перечитываю короткую фразу. Снова и снова, пока окончательно не убеждаюсь, что это не плод моего воображения. Мужчина, чей голос желает мне доброго утра и чьи эфиры я стараюсь не пропускать, завязывает диалог?

Йори:Йо — это сокращенно от Йори ))

АНДРЕЙ FM: Какое необычное имя))

Пока я раздумываю над тем, рассказать ли причину появления такой «необычности», мой виртуальный собеседник опережает.

АНДРЕЙ FM: Проснулась моя малявка, прости, больше я не болтун

Его малявка? Его женщина, наверное.

Я пишу: «Ничего страшного, до свидания и хороших снов!», но из головы не идет мысль, что не случится ничего странного, если я все-таки посмотрю его профиль. Мы ведь почти пообщались. Даже если с моей стороны называть это «общением» наивно, глупо и смешно.

У «Андрея» закрытый профиль, и все, что я вижу — обрезанное квадратом фото, которое даже нельзя увеличить, чтобы рассмотреть во всех деталях. На фотографии он сидит то ли в кафе, то ли в баре и с ленивой полуулыбкой позирует для кадра. Мне хочется сделать фокус и отодвинуть в сторону белую чашку со следами кофе, чтобы получше рассмотреть сложенные на столе крепкие запястья со стальным ободком часов с логотипом «Омеги».

Но нельзя бесконечно тяну время, выискивая несуществующие детали и цепляясь за мелочи, чтобы оттянуть момент «знакомства». Почему-то это кажется мне важным, как будто я — героиня известного сюжета с отбором женихов, на который явился только один кандидат. И именно он должен стать…

Вышвыриваю эти глупости на отшиб сознания, сажаю фантазию на цепь и, почти влипнув носом в экран телефона, разглядываю «Андрея».

Почему-то сразу цепляюсь за подбородок в аккуратной негустой щетине. Скорее намек на бородку. А ведь я терпеть не могу бородатых мужчин. И все же продолжаю рассматривать ленивую полуулыбку, спрятанную за колючками ямочки на подбородке, и выразительные губы.

Выше — глаза. Тяжело понять, какого они цвета, но кажется, что карие. Крупная родинка над правой бровью. Взгляд… с хитринкой. Капелька прищура, за которым может скрываться и едкая ирония, и злой сарказм, и пошлое обещание… Мое воображение ловко срывается с поводка, «додумывая» голосу недостающие штрихи и ноты, превращая выразительное «р» в низкий, похожий на звук двигателя «Порше» рокот.

Я быстро выключаю экран, сую телефон под подушку на кресле и сбегаю в спальню.

Питер — это почти полторы тысячи километров от того уютного болотца, в котором живу я. Почему эта мысль приходит в мою голову? Понятия не имею, но на всякий случай принимаю вместо таблетки от дурацких фантазий.

Достаточно того, что я и так зависима от «Доброе, доброе, доброе утро, страна!»

Глава четвертая: Андрей

— Ну что ты расплакалась, Совушкин?

Дочка трет кулачками заспанные и заплаканные глаза и тут же неуклюже обнимает за шею, прижимается всем телом, как будто боится, что вернется ночной кошмар, но меня не окажется рядом.

Зря я не закатал в асфальт суку-няню, которой доверил свое главное сокровище. Кажется, разнести по кирпичам — в переносном и почти в прямом смысле — агентство, откуда она пришла, было слишком незначительным наказанием за сломанную руку моей, тогда еще даже не трехлетней дочери.