Айя Субботина - Фокус

— Просто профилактика, ничего страшного. Поздравляю, Андрей.

Я рассеянно киваю и, чувствуя себя ребенком, который выпрашивает подарок до Нового года, почему-то дрогнувшим голосом спрашиваю:

— Можно к ней?

— Иди, конечно.

На меня набрасывают халат, пожилая медсестра что-то ворчит вслед, но в частных клиниках есть свои плюсы: я «заказываю» правила.

Моя дочь родилась два часа назад: маленькая, не дотянула даже до трех килограмм. На ней тот самый смешной голубой комбинезон, который я выбрал сам. Во многом, если бы не мать, я бы ни хрена вообще не знал о том, сколько всего нужно новорожденному младенцу на первое время. И тем более не разбирался в том, что есть какое-то негласное разделение по цветам. Поэтому комбинезон моей дочки похож на маленькую касатку. Только голубую. И на капюшоне есть смешные плюшевые зубы.

— Привет, — тупо улыбаюсь в ответ на расфокусированный мышиный взгляд.

Она сучит руками и ногами, издает странные звуки, и я инстинктивно нахожу взглядом медсестру. Внутри все туго сжимается.

— С ней все хорошо? Это нормально, что она так… пищит?

Женщина снисходительно улыбается, и это чуть ли не первый раз в жизни, когда я не против выглядеть придурком, потому что так и есть — я ни хрена не знаю о детях. Я не хотел становиться отцом. Точно не в двадцать шесть лет, когда у меня впереди еще целая жизнь.

— Держите дочку, папочка.

У меня дрожат руки, когда медсестра укладывает на них маленькое тельце.

— На гусеницу похожа, — растягиваю улыбку до ушей.

— Чего только не придет в мужскую голову, — улыбается женщина.

Семь месяцев назад Яна сказала, что залетела. Так получилось. Ревела, таскала сопли по лицу со словами: «Я не сделаю аборт, это плод любви». Порола таких херню, что мое настроение штормило от желания послать все на хрен до острой потребности затолкать ее в консультацию на аборт. Чего уж скрывать — испугался. И боялся до первого УЗИ, где впервые увидел меленькую точку на экране. Еще не сформированный человечек, но уже маленькая жизнь с часто бьющимся сердцем.

Только у жизни, как оказалось, были другие планы. И пока я таращился в монитор, представляя себя в роли отца, Яна думала о том, что ребенок, беременность, живот и роль матери никак не вписываются в ее планы стать моделью. И, чего уж там, отхватить мужика побогаче.

Так я лишился мечты купить «гелик».

И купил свою дочь.

Как в какой-то идиотской мелодраме.

— Имя уже придумали? — спрашивает медсестра, разглядывая меня как заморскую диковинку.

Ни хрена я не придумал, ждал, что придет само.

Мое новорожденное чудо перестает ворочаться, громко сопит и широко, сладко зевает, одновременно хватая меня за палец так крепко, что меня укрывает волной нежности и гордости.

Хули там, мы сами по себе, и не нужна нам никакая мамаша. А если сунется — я тварь собственными руками удавлю.

— Ты моя соня, — поглаживаю маленький кулачок. И «щелкает». — Софья. Соня.

Дочка снова охотно зевает, тянет мой палец ко рту — решительно и твердо.

— С Днем рождения, Совушка. Папа тебя любит.

Теперь — только ее одну.

Как там в песне? «Буду погибать холостым…»[1]

[1] Строчка из песни ЛСП, Feduk, Егор Крид — «Холостяк» (я позволила себе фантдопущение, потому что песня прошлогодняя)

Глава третья: Йори

Наше время

Я ставлю точку, откидываюсь на спинку кресла и ненадолго прячу лицо в ладонях.

Писать детские сказки — та еще задачка. Особенно если обычно в моих книгах мерзавцы на черных драконах побеждают светлых принцев хитростью и подлостью. Ничего не могу с собой поделать — в злом коварном образе куда больше возможностей для гравировки характера, чем в рыцаре без страха и упрека.

Но сегодня я писала сказку. Ровно на одну страницу — больше нельзя. Историю о бесстрашном Совенке, который потерялся в Темном лесу. Понятия не имею, что получилось, но прежде чем сделать финальную вычитку, разгружу голову. «Пиши с эмоциями, редактируй с холодной головой» — народная писательская мудрость.

На отрывном календаре несколько лишних листиков — как обычно, я редко отрываю их вовремя, обычно сразу пачку, за всю прошедшую неделю. Пока заливаю кипятком кофе во френч-прессе, разглядываю красную надпись: «Первое января». Хотя нет, уже — четвертое.

Избавляюсь от прошедших дней, сминаю в бумажный шарик и бросаю в ведро.

Пока мои немногочисленные друзья отдыхали в модном ресторане, я, как обычно, свалилась с гриппом. У кого-то елки-новый год-бенгальские огни, а у хилой Йори — термометр, кислые аптечные чаи с лимонным ароматизатором, уютная тишина «двушки» с видом на «просевший» центр города и полная уверенность в том, что такой Новый год — идеальный. В этом году так точно.