Мария Соареш - Земля любви, земля надежды. Испытание чувств

Рассуждая, таким образом, Маурисиу почти вытеснил из своего сознания то преступление, которое недавно совершил. И даже почувствовал в себе некое подобие уверенного спокойствия: зло наказано, справедливость восторжествовала, он исполнил свой долг и может жить с чистой совестью. Ружьё было надёжно спрятано, о гибели Мартино в доме старались не говорить, и только присутствие на фазенде двух бродячих пастухов невольно всем напоминало о том страшном роковом дне. И все — начиная от Франсиски и заканчивая Жулией — недоумевали, зачем Маурисиу держит здесь этих здоровенных мужчин с сомнительным прошлым, если для них даже нет подходящей работы. По сути, они прохлаждаются тут без дела, разве что покормят иногда кур и свиней, да помогут Рите прополоть грядки в огороде. Так зачем же они нужны Маурисиу?

Этот вопрос задавали ему все, но не могли добиться от него внятного ответа. Когда же Франсиска сама, своей властью, попыталась уволить не нужных ей работников, Маурисиу решительно этому воспротивился.

— Не трогай их, пусть живут здесь! — сказал он матери с таким безумным блеском в глазах, что Франсиска не отважилась пойти против его воли, только спросила в очередной раз:

— Зачем они тебе нужны? Что тебя с ними связывает? — и услышала в ответ то, что слышала от него неоднократно:

— Я обещал им дать работу и должен отвечать за свои слова.

Но если бы Маурисиу потрудился задать те же вопросы самому себе, то вряд ли смог бы ответить на них вразумительно.

Зангона и Зекинью он оставил тут, бесспорно, из чувства самосохранения, о чём и проговорился матери в день убийства: дескать, они привезли сюда тело Мартино, значит, их нужно будет предъявить следователю. Но тот оставил без внимания заезжих пастухов, принял версию Фарины о мести антифашистов и закрыл дело. Казалось бы, теперь можно было и проститься с пастухами, однако Маурисиу по-прежнему не разрешал матери дать им полный расчёт и мотивировал это весьма туманно:

— Ещё не время... Пусть поживут здесь... Мало ли что ещё может случиться!

Такие неубедительные доводы пугали Франсиску.

— Больше ничего не должно случиться, я не хочу никаких потрясений! — говорила она. — Именно поэтому нам лучше избавиться от посторонних людей, которых мы мало знаем и не можем быть уверены в их порядочности.

Маурисиу же стоял на своём:

— Нет, пусть живут, мне так будет гораздо спокойнее.

Франсиска не стала ему перечить, понимая, что всей правды он ей сейчас не скажет. Потом, внимательно наблюдая за сыном и пастухами, она пришла к выводу, что Маурисиу побаивается их, и это ещё больше опечалило её. «Значит, эти люди неспроста появились на фазенде в день убийства, — с горечью думала Франсиска. — Они либо сами убили Мартино, либо знают, кто это сделал. Но что их связывает с Маурисиу? Какая тайна? Если он и в самом деле нанял их для убийства, то где познакомился с ними, где нашёл их? Он ведь не уезжал из дома, не ездил в город, откуда мог бы их привезти... А может, наоборот, Маурисиу видел, как они стреляли в Мартино, и теперь покрывает их в благодарность за то, что они, сами того не ведая, устранили ненавистного ему человека? А побаивается их потому, что всё-таки является нежелательным свидетелем?.. В любом случае эти пастухи представляют собой опасность для Маурисиу. Но как его в этом убедишь, если он не хочет идти на откровенность?!»

Мучимая страшными подозрениями, Франсиска не решалась что-либо предпринимать без ведома Маурисиу, боясь спровоцировать его на какое-то необдуманное действие, чреватое новой бедой. Она могла только наблюдать за сыном и уповать на лучшее. К счастью, дело об убийстве закрыто, и скоро о Мартино тут вообще все забудут. Маурисиу со временем успокоится, жизнь войдёт в прежнее русло...

Франсиске очень этого хотелось, но она понимала, что безоблачной жизни ей теперь не видать, поскольку душевное состояние Маурисиу оставляло желать лучшего. Прекращение следствия по делу об убийстве заметно успокоило его, однако это спокойствие продолжалось недолго: как только на фазенде появился Фарина, Маурисиу вновь с маниакальной одержимостью заговорил о своей ненависти к итальянцам, и Франсиску это всерьёз беспокоило. Так же, впрочем, как беспокоило это и Беатрису, которая недвусмысленно дала понять матери, что боится, как бы Фарина не стал очередной жертвой.

— Я знаю, он тебе нравится, — говорила Беатриса, — но всё-таки постарайся держаться от него подальше, хотя бы некоторое время, пока Маурисиу не придёт в норму и не поймёт, что у тебя тоже есть право на личную жизнь.