Вера и Марина Воробей - Игра со смертью

Ясным сентябрьским днем, когда в воздухе пахло тлеющими листьями и уходящим летом, Туся лежала в своей комнате на разложенном двуспальном диване и умирала.

Если с тобой не случилось ничего плохого, то в начале сентября хочется жить и жить: начать новые тетради по всем предметам, завести несколько полезных привычек — например, делать зарядку по утрам или обливаться ледяной водой, позвонить всем старым друзьям и познакомиться с новыми.

Но это только в том случае, если с тобой не случилось ничего плохого, а Туся считала, что с ней произошла трагедия и выхода у нее нет. Поэтому во второй неделе сентября, вместо того чтобы начать новую жизнь, она решила завершить старую — не сложившуюся и никчемную.

Утром Туся, как обычно, приняла душ, съела пару бутербродов с сыром и запила их остывшим чаем. В холодильнике был только «Рокфор» — вонючий сыр с плесенью, но Тусина мама находила в нем особую прелесть и заставляла дочку приобщаться к прекрасному.

«Какая гадость, — думала Туся, поднося кусочек сыра к глазам, — неужели, когда я умру, от меня будет так же мерзко пахнуть?»

— Еще хуже, — вслух ответила она сама себе, и ее передернуло от отвращения.

— Что хуже, дочка? — Тусина мама, Инна Дмитриевна, выглянула из ванной и сделала несколько шагов к кухне, насколько ей позволял провод от щипцов.

Она была еще довольно молодой, привлекательной женщиной и очень следила за собой. Ее пугала мысль о старости, поэтому ни в коем случае нельзя было ни плакать, ни смеяться, «чтобы не появлялись мимические морщины», как объясняла она сама. Инна Дмитриевна каждые две недели ходила к косметологу, и даже наводнение или землетрясение не могли ей в этом помешать. У нее были просто восхитительные руки — с длинными, как будто алмазными ногтями, они являлись предметом ее тайной гордости. Может, поэтому она никогда не стирала, почти не готовила и не гладила Тусю по голове, когда той было плохо.

— Да все хуже, — ответила Туся. — Ты что, сама не замечаешь, как с каждым днем все становится хуже и хуже?

— И не говори, дочка, и не говори, — вздохнула Инна Дмитриевна и принялась накручивать следующий локон. — Раньше массаж лица делала раз в месяц и была свежей, как огурчик. А теперь и делать нужно чаще, и эффекта прежнего не добьешься.

— Бесполезно с тобой говорить, — пробормотала Туся, — ничего не понимаешь.

Но ее мать уже не слышала этих слов, она включила на полную мощность магнитофон, который стоял в ванной на коробке для грязного белья, и стала подпевать:

— Навсегда-да-да-да, стучат поезда-да-да-да, навсегда скажу тебе — да.

Туся прокралась к маминой сумке, достала кошелек и взяла несколько крупных купюр. Она засунула деньги в карман пиджака и оглянулась по сторонам.

«Кажется, все, — подумала она, — учебники и тетради мне сегодня не пригодятся».

Туся не собиралась идти в школу, на этот день у нее были совсем другие планы.

Когда в ее голове созрело решение покончить с собой? Этого она не могла сказать наверняка. С самого раннего детства, если ее обижали, она думала, что всегда может отомстить своим обидчикам, выпрыгнув из окна. Туся представляла, как она лежит в гробу в белых тапочках и как все ее враги, полные раскаяния, рыдают и в отчаянии заламывают руки. А она лежит — мертвая, остывшая, но еще более прекрасная, чем в жизни. И всем своим видом как будто упрекает: «Еще недавно я была такой живой, такой веселой. Что же вы сделали со мной?» Но уже ничего нельзя исправить.

И конечно, в детстве Туся представляла, что за всей этой сценой она будет наблюдать со стороны. И что гроб у нее будет обит белым атласом и весь усыпан цветами, и что похоронная процессия пройдет по главным улицам города с большим оркестром. Оркестр будет играть траурный марш, а случайные прохожие — снимать шляпы.

Придет папа, они помирятся с мамой и будут ругать себя за то, что не сделали этого раньше.

Так она думала в детстве, а теперь ей казалось, что самоубийство — единственный достойный ВЫ — ОД из той ситуации, в которой она оказаЛась. В компьютерной игре, если что-то не получается, всегда можно нажать Еsсаре. Так и Туся решила выйти из игры, сбежать от своих обид.

Она обошла все близлежащие аптеки в поисках таблеток, которые помогли бы ей заснуть навсегда. Она принимала как можно более равнодушный вид и спрашивала у продавцов успокоительное для бабушки, у которой непрекращающаяся истерика по покойному дедушке и которой просто необходимо заснуть. В основном ей отвечали отказом, а один, наиболее проницательный аптекарь, сказал, глядя на Тусю поверх очков: