АlshBetta - Ада и Каххар [СИ]

Мне стало скучно. Аврора — та самая секретарша — позволила мне погулять по коридору. Она велела никуда не уходить и быть в поле зрения папы, иначе мне могло не поздоровиться. Но разве любопытство боится мифических (до их осуществления) наказаний?

Я спустилась на этаж ниже, когда часы показали восемь пятнадцать. Я нашла кулер, где хотела попить воды. Но он, к моему ужасу, оказался слишком высоким, чтобы удалось достать стаканчиком до крана.

И тут ко мне подоспела помощь.

Улыбчивый парень лет двадцать пяти с черной шевелюрой и теплыми глазами присел на корточки, поймав мой взгляд.

— Хочешь пить, маленькая?

Я смущенно кивнула. Он усмехнулся, ненадолго задумавшись.

Его взгляд тогда показался мне странным — словно бы на лезвии между миром живых и мертвых. Но там на удивление быстро появилась осмысленность — пришло решение.

— Здесь невкусная вода, — пожурил он, поднявшись на ноги. — В магазинчике внизу очень хорошая. Я там всегда пью. Попробуешь?

«Никогда не говори с незнакомцами».

«Никогда не ходи никуда с незнакомцами».

«Никогда не верь незнакомцам».

А я ослушалась. Я пошла. И я запомнила на всю оставшуюся жизнь, что в ту секунду часы показали восемь тридцать пять.

Парень взял меня за руку, чтобы убедиться, что никуда не убегу, спустился со мной на лифте до самого первого этажа и, очаровательно улыбнувшись, повел к дверям выхода.

В магазинчике примерно в пятистах метрах от здания, в восемь сорок три, он купил мне не только воду.

— Какая умная девочка, — похвалил, всучив любимый «кит-кат» двойного размера, — держи конфетку.

А через пару минут раздалось оглушившее весь мир БА-БАХ!

— Я люблю тебя, — громким шепотом, всхлипнув, признаюсь Каххару. Со всей страстью и ужасом, затаившимся внутри от увиденного тогда. Страх никогда не угаснет. Я чувствую себя в безопасности только тогда, когда обнимает меня — большой и сильный, мятный…

Он вывел меня. Он собирался остаться и принять смерть так же, как и все, потому что знал, что его могут вычислить и тогда казнят долго и мучительно, однако, завидев меня, передумал. Он не дал умереть ребенку.

— Я люблю тебя, — так же хрипло отзывается муж. Видимо, как и я, вспомнив всю череду страшных событий, размышляет о прошлом. А также о нашей второй встрече — на мемориале тех самых башен — чтобы никогда больше не расставаться. — Больше всех, Ада. Больше целого мира.

Я накидываю свое одеяло и на его смуглые плечи. Касаюсь их, встречая приятной дрожью внутри упругость и теплоту кожи.

Чудовище или нет, убийца или нет — он мой. И я отдам за него не только жизнь, но и душу, если ей еще что-то положено по ту сторону небес.

На прикроватной тумбочке оживает радио-няня. Прежде молчаливая и светящаяся лишь зеленым огоньком, подсказывающим, что в детской тишина, сейчас она озаряет комнату красной лампочкой. Слышен плач сына.

Каххар с осторожностью отпускает меня, поднимаясь с кровати. Он зажигает прикроватную лампу с узорчатым абажуром, не заставляя меня сидеть в темноте.

— Я сейчас приду.

Его джинсы лежат на полу, как раз в подножье, и ему никакого труда не стоит быстро их надеть.

Он не закрывает, а лишь прикрывает дверь. Я сильнее кутаюсь в одеяло, тщетно стараясь взять себя в руки.

Кошмар, истерзавший сознание, ослабевает, но без присутствия мужчины не находит цветной волной спокойствие, которого я так жду.

Кир плачет… ну конечно же он плачет, он чувствует меня… возможно, и мой кошмар не был случайным.

Ре-ре-ми-ми-соль…

Ре-ре-ми-ми-соль…

Ля-до…

Музыка. «Мечтания». Фортепиано.

Мне легче.

— Что же вы с мамой по очереди плачете, сынок? — журит кого-то из-за двери голос Каххара. Я поднимаю голову, подумав, что мне показалось, однако муж действительно переступает порог нашей спальни. И на руках у него Кир с красным от слез личиком и прозрачными солеными капельками на щеках, которые папа не успел стереть.

Он подносит малыша ко мне и присаживается на кровать.

В синей пижаме с медвежатами, стиснув ручонками папин палец, широко раскрытыми зелеными глазами мой русско-иранский зайчик глядит вокруг.

— Видишь? — утешающе говорит Каххар, поправляя его вздернувшуюся кофточку. — Вместе не страшно.

Я пододвигаюсь ближе к своим мальчикам, пристроившись у мистера Асада на плече. С легкой, зато искренней улыбкой протягиваю Киру и свой палец — как раз для второй руки.

— Не страшно, — согласно киваю, с любовью окинув их обоим взглядом. Вытираю на лице сына остатки слез — он даже не порывается плакать больше. — Мы никому не позволим тебя обидеть.