АlshBetta - Ада и Каххар [СИ]

— Ты голодный? — приникнув лбом к его плечу, интересуюсь я.

Каждую среду задаю этот вопрос. Каждую среду, уезжая к матери, понимаю, что с утра и до самого вечера он не возьмет ничего в рот. Даже то, что постояло в холодильнике час-другой — несъедобно.

«Ты не представляешь, Ада, какие сейчас яды… хватит одной белой песчинки, растворившейся на рисовом зернышке, чтобы убить человека».

— Я ужинал овсянкой.

— Овсянкой?..

— Ей самой. Поверишь ли, но у меня наконец получилось ее сварить, — стремясь развеселить меня, докладывает он. Белозубая улыбка, которую демонстрируют полные губы, поразительна.

— На воде?

— На молоке — оно хорошо мутнеет.

«Если что-то всыпать» — мысленно дополняю я. Когда-то я считала эту ядовую паранойю глупостью. Но после гибели двух наших охранников от перекуса кокосовым печеньем с чаем убедилась, что зря.

Мы как можем стараемся вести обычную, рядовую жизнь, не называя вещи своими именами — все равно от этого лишь хуже. Я не думаю, кто есть Каххар, он не зовет меня святой через слово… приспосабливаемся. У нас не так много времени, чтобы переводить стрелки. А вот любви много.

— И все же, приготовить тебе что-нибудь? — я легонько целую уголок его рта. Порой желание близости непреодолимо. По средам мне как никогда нужно чувствовать его и душой, и телом. Знать, за что я на это подписалась. Что я имею. Чему я должна радоваться.

— Не надо, — Каххар качает головой, — я бы хотел кое-чего другого… если ты не против…

Ему не так легко говорить со мной о сексе, как это удавалось всем прежним русским и американским кавалерам. Те сразу заявляли, чего хотят и ждут от наших отношений, а потом удивлялись, какого черта я не бросаюсь к ним в постель.

Каххар же, пусть и живший уже столько лет в Англии, был воспитан в Иране. А там подобные отношения строятся совершенно иначе.

— Я хочу тебя, — приподнявшись на цыпочках, целую его губы, запустив руку в черные густые волосы, — я всегда тебя хочу…

На мой поцелуй следует незамедлительный, восторженный ответ. Требовательные, но мягкие губы касаются моих, приковывая к себе. Большие ладони с жесткими волосками на запястьях пробираются к шее. Прижимают, удерживают, гладят…

Я чувствую, что он меня хочет. Я вздрагиваю, осознав это. Осторожными пальцами поглаживаю его ширинку.

— В спальню, — сбито дыша от нашего контакта, велит муж. Аксиниты темнеют.

— В спальню…

Ему нравится мой настрой. Без труда подхватив под колени и обняв за талию, мистер Асад утаскивает меня в то единственное место в доме, где нет камер наблюдения.

— Какая ты умная девочка. Держи шоколадку.

…БА-БАХ!

Закричав во все горло, я подскакиваю на краю постели, чудом не оказавшись на полу от резкого движения.

Перед глазами — дым и копоть от сгорающего металла. В ушах — крики людей.

Я задыхаюсь.

— Ада, — Каххар, тут же просыпаясь, прижимает меня к себе. Упирающуюся, кричащую, обхватывает руками, заставляет приникнуть к себе и не отпускает. Ни на одну секунду.

— Ада, все. Все, — уговаривает меня, горячими губами целуя похолодевший от ужаса лоб, — красавица моя, девочка… не надо…

Девочка. Умная девочка.

Слезы из глаз брызжут новым потоком. Внутри все расходится по швам, бьется на части, наполняется горькой кислотой. В горле пересохло, сердце стучит куда выше груди, шумом крови отдаваясь в висках, а пальцы будто в треморе дрожат.

— Небоскребы… — с оставшимся воздухом из легких выплевываю я. Рыдаю.

Лицо мужа, могу поклясться, белеет. Даже в темноте.

— Ада… — он со стоном целует мой лоб, затем глаза, а потом и щеки. Он обволакивает собой, накрывает, прячет от всего и всех, кто посмеет ко мне притронуться. Я ведь знаю, что дом этот, забор, пропускной пункт — чтобы мы жили долго и счастливо. Чтобы нас не нашли, не уничтожили…

Каххар редко говорит со мной о том, чем занимается. Мы стараемся не поднимать этот вопрос, мы замалчиваем его и, как правило, это не мешает рутинной домашней жизни. У нас есть и маленькие радости — первые шаги Кира, его первое слово, совместные обеды, просмотр кинофильмов и чтение книг вслух…