Дарья Симонова - Дни, когда все было… [litres]

Анна не поехала. Конечно, не найти местечка в Питере – смехотворное оправдание. Захотела бы – нашла сколько угодно. Самолюбие заело неправедное. Хотелось, чтобы в родных приделах принимали с распростертыми, на полную катушку. Однако на сей раз энтузиазм был хиловат. По правде говоря, Федорино горе было не единственной причиной, которая заставляла с тоской изучать железнодорожное расписание. Анной двигало щемящее желание опять сплотиться с друзьями. Не на день-два, а взаправду. Утопическая прелесть этой затеи заставляла смущенно ее замалчивать. Конечно, все знают, что нет возврата к старому, но Анне с шаткой московской колокольни было легче поддаться обострению иллюзий. Увы – очередному! Именно нынешний момент показался подходящим, чтобы реанимировать заржавевшую машину времени и попробовать вернуться в год… хотя бы в тот самый, 1993 год. Для кого-то кровавый, для кого-то – лучший. Хотелось повиниться перед Вселенной за банальность желаний, но все же выторговать для себя повтор некоторых кадров. Щепотку самого счастливого Никогда в жизни…

Вселенная сказала: «Обойдешься! Не смей киснуть. Лучше позвони Диане Смолиной». Ах да, вот о ней-то Анна запамятовала. Вовремя подоспевшее упражнение по усмирению гордыни. Шли дни, Анна тянула с трудным разговором. Притягивала за уши нескладную мистику в оправдание своего бездействия. Уверяла себя, что звонить не стоит, потому что фамилии Смолина и Смагина подозрительно похожи, и это не может быть случайным, и лучше держаться подальше от повторения пройденного с Любовью Грантовной. Всего две буквы не совпадают, но такие пустяки порой выходят боком. Числа управляют событиями. Пятеро из Махачкалы, четверо, провожающие в последний путь, трое – Троица, двое – Вадим и Данила, два мужчины, две столицы, а один… Одним может быть только Бог. Даже ребенок не должен быть один. Пора опровергнуть сентенцию Любови Грантовны о «невозможном» старшем брате. Нельзя родить старшего брата, но можно – младшую сестру! Для формирования правильной мужской натуры это даже полезнее…

Возрадовавшись собственной внезапной мудрости, Анна делала что угодно, только не звонила толстогубой Диане. Ей и без нее стало замечательно и вдохновенно. Она набиралась сил для нового витка походов с пакетиком прозы. Ворошила свои «Дни, когда все было против меня», нещадно выбрасывая из них мелочи и длинноты. Засыпала, не раздеваясь, под ночные фильмы, к великому неудовольствию Данилы Дмитриевича. Посыпала голову пеплом, соглашаясь, что беспредельничает и нарушает святые принципы домостроя, но ничего не могла с собой поделать. Во сне рождались нужные слова о том, например, что Вадим – это кипяток в фужере, а Данечка – кефир в заварочном чайнике. Тонкое стекло трескается, фарфоровый носик забивается, пить в обоих случаях неудобно и нелепо, но ведь можно исхитриться! Анна далеко не самая потерпевшая сторона в вопросах брака, особенно если вспомнить пациенток службы «Бетельгейзе». Она не бедная овечка, она умудренная опытом… овца со странностями. И сама себе Бетельгейзе. Какой вздор, однако. И ведь так оно и есть, так и есть…

Елейный голос Дианы, несмотря на телесные преобразования, не изменился. Анна слишком долго готовилась к разговору с ней, начала чуть ли не с низкого старта, заикалась и путалась. Ей самой была не слишком ясна цель мероприятия. Что она просит у женщины с безупречной непроницаемой формой и невидимым содержанием? Разве такие люди делятся секретами? Стучаться надо в ту дверь, которая хоть раз открывалась, в противном случае это стена и ее придется ломать… За ту минуту, пока Анна громоздила приветствия, она успела раскаяться в том, что опять повелась на чужую блесну, полезла не в свою лазейку и вот-вот сядет в лужу… Диана никоим образом не способствовала смятению чувств, она, напротив, была ровна и доброжелательна. Это было сродни благодушию ротвейлера, наблюдающего за мышью, – позавтракать он ею брезгует, а потому пускай себе шуршит. Госпожа Смолина силилась припомнить Анну внешне, выделить ее из редакционной толпы, из милых сердцу питерских застолий. Расспрашивала о семейном и профессиональном статусах, определить которые было сложно. Но Диана утешила, что нынче так у многих. Что время наступило вязкое, не духовное, культура буксует и выдает поток вторсырья. Все книги, песни и фильмы большей частью напоминают ей еду в советской столовке – как будто это уже кто-то кушал. Иной раз сквозь дребедень и проклюнется нечто стоящее, но и тогда не отвязаться от аналогий. Вроде пробрало от песни, а потом думаешь: