Уинтер Реншоу - P.S. I Dare You. Я бросаю тебе вызов

– Я знаю достаточно, чтобы понять, что ты не похожа ни на кого из тех, кого я когда-либо знал. Потому что ты позволяешь мне ощутить под ногами твердую почву. Потому что, когда я смотрю на тебя – и только в эти мгновения – я верю, что все будет в порядке. – «К черту!» Я переступаю порог квартиры, и дверь закрывается за мной. – Нам будет хорошо вместе, Кин.

Я прикладываю ладонь к ее щеке.

– А если нет? Если мы испортим жизнь друг другу? – спрашивает она.

– Я никогда не испорчу тебе жизнь, – обещаю я и подмигиваю. – Слушай, я даже позволю тебе снова навести порядок в моей квартире, если это действительно для тебя так много значит.

Она подавляет улыбку, ее алые губы подергиваются, и она опускает взгляд.

– В твоих устах это звучит так прекрасно и просто, – говорит она, поднимая медово-карие глаза. – Но мне кажется, мы обманываем сами себя. Мне кажется, мы просто захвачены… всем этим… и не можем мыслить ясно и разумно.

Аэрин отступает назад, проводит пальцами по моему предплечью и убирает мою руку от своего лица.

– Извини, Колдер, – выдавливает она, моргая затуманенными глазами, – но ты должен уйти.

Колдер уходит, не споря, хотя мне кажется, что он в шоке.

Я наблюдаю через глазок, как он удаляется по коридору, а потом сползаю по двери, чувствуя, как болит и сжимается сердце. Я уже тоскую по нему – но так должно быть.

Мы совершенно не подходим друг другу. Мы полные противоположности во всем. Мы оба переполнены проблемами, которые будут мешать нам постоянно.

И к тому же, кем бы я была, если бы приняла его предложение? Не говоря уже о том, что не могу вот так взять и полностью поменять свою жизнь только потому, что встретила в Нью-Йорке некого мужчину, которого знаю всего две недели.

Так поступила бы моя мать, но не я.

Колдер сейчас не может мыслить ясно, его устами вещает скорбь. Его предложение звучит как обещание рая, и я уверена, что он говорит совершенно серьезно – сейчас. Но как только тучи рассеются и он прочно сядет в кресло генерального директора «Уэллс-Тех», его приоритеты поменяются и восторг на мой счет угаснет…

Я отказываюсь кардинально менять свою жизнь, так что могу просто подождать, когда это все закончится.

Потому что оно закончится. Оно всегда заканчивается. Особенно когда ты совершенно этого не хочешь.

Я стою на возвышении, глядя на море черного цвета, колышущееся передо мной. Должно быть, тысячи человек в трауре набились в эту аудиторию, которую Нью-Йоркский университет с охотой предоставил нам. Все они пришли, чтобы отдать последнюю дань уважения человеку, которого они знали только по публичным выступлениям и полным лести статьям в «Time magazine».

Развернув лист со своей краткой, но сладкой надгробной речью, я откашливаюсь. Я озаглавил ее «Похвала мерзавцу», хотя, конечно, не буду зачитывать это название вслух. Оно не оригинально и вряд ли остроумно, но это лучшее, что я мог сделать, и мне стало легче, когда я вывел эти слова.

– Спасибо вам всем за то, что пришли сюда сегодня. Мой отец был бы чрезвычайно польщен столь многолюдным собранием в его честь. По сути, я уверен, что, где бы он сейчас ни находился, он всем и каждому расскажет о том, каким важным событием стали его похороны, – произношу я в микрофон и слышу несколько приглушенных смешков. – Тем из вас, кто меня не знает, могу сообщить, что я Колдер Уэллс Второй, или Ко-Джей, как часто именовал меня отец. Его жена, Лизетта, попросила меня написать краткую речь, дабы сегодня зачесть перед вами. Колдер Уэллс-старший родился 6 июля 1950 года в Бедфорде, штат Нью-Йорк, его родителями были Рэй и Эсси Уэллс. Но если бы он сейчас был здесь и руководил этим представлением, он наверняка велел бы мне пропустить пролог и перейти к важным вещам. Он всегда любил выступать перед людьми и как никто другой умел удерживать внимание аудитории. В любом случае, я считаю, что справедливо было бы назвать моего отца человеком, который воплощал собой нечто большее, чем его жизнь. Он не просто прожил свою жизнь сполна, он распирал ее по швам. Иногда эти швы рвались аккуратно, иногда разрывы получались неровными, но это неважно. Он всегда знал, чего он хочет, и никогда не боялся добиваться этого – любой ценой. Один очень дорогой мне человек сказал как-то, что мы должны сами выбирать, о чем нам сожалеть в жизни. Мой отец умел великолепно принимать решения. Он никогда не колебался и всегда точно знал, в какую сторону хочет свернуть. Я полагаю, что, где бы он сейчас ни был, он принял все те сожаления, которые выбрал при жизни, к добру или к беде. И пусть нам всем так же повезет принять наши сожаления, когда наше время на земле истечет. Спасибо.