— Прости, — говорит она низким голосом и мне хочется превратиться в камень. — Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.
Я смотрю на неё. Разрушаясь прямо у неё на глазах.
— Я никогда не смогу ненавидеть тебя, — удаётся выдавить мне. — Я люблю тебя.
— Тогда, если любишь, отпусти меня, — говорит она. — Позволь мне уйти. Позволь сделать все правильно.
Я качаю головой.
— Ты лишь делаешь все неправильно .
— Прощай, Бригс, — всхлипывая, говорит она, отпирает дверь и распахивает ее. — Пожалуйста, не пиши и не звони мне. Ради твоего же блага. И моего.
Затем она выбегает из двери, волосы взлетают вокруг нее, как плащ из золотого шелка, и я вынужден прислониться к столу, чтобы оставаться в вертикальном положении. Последние слова, сказанные ей тогда, столько лет назад, звенят в моих ушах, и теперь, теперь я понимаю, какую именно боль она испытывала все это время, пытаясь справиться.
Мое сердце раздавлено. Полностью. У меня, словно наковальня в груди, все толкает и толкает, пока я не могу едва дышать.
Мне хочется рухнуть на пол. Корчась от боли. Я хочу погрузиться в сильнейшие муки, уйти обратно в эти чернильные глубины. Адское страдание. Смятение, разрезающее вас на части внутри, как ядовитые бритвы.
Но на этот раз все по-другому.
Потому что я не ощущаю вину.
И не чувствую стыд.
Я зол.
По-настоящему, охрененно, зол.
Это гнев на Мелиссу, на ситуацию, на мою собственную невнимательность, мешающую мне сосредоточиться на моем разбитом сердце. Она заставляет меня двигаться. Я не собираюсь покорно отступать и признавать поражение. Я выполз прямо из ада - я уже пережил худшее. Я зашел слишком далеко, чтобы, черт побери, сдаваться из-за того, что вещи кажутся невозможными, потому что кто-то хочет сделать мою жизнь несчастной.
Никто не сделает мою жизнь несчастной кроме меня.
Наташа сказала, остаться в стороне, не контактировать с ней.
Я обеспечу ей это, на данный момент.
Но если я собираюсь вернуть ее, то должен сделать все возможное, чтобы изменить ситуацию.
Должен сделать то, что правильно.
***
Медленно проходит неделя, и я остаюсь верен ее просьбе. Я не контактирую с Наташей, хотя каждую минуту думаю о ней. Размышляю, живет ли она с Мелиссой, удалось ли ей найти новое место, или она как-то смирилась с ней и решила остаться. Не похоже, чтобы она могла так поступить, но с другой стороны, не думаю, что ей было так легко покинуть меня.
Я стараюсь не горевать по этому поводу. Это тяжело. Потому что, насколько бы я не понимал рассуждения Наташи, я не понимаю, почему она думает, что потерять работу труднее, чем потерять ее. Работа приходит и уходит. Любовь - шанс один на миллион.
Я не вижу ее в колледже на неделе, и не знаю, удача это, или невезение, и в колледже ли она вообще. Но, к сожалению, я вижу Мелиссу. Она ничего не говорит мне, но смотрит на меня с этим самодовольством, которое мне хочется стереть с ее лица. Я ничего не даю ей. Веду себя как обычный человек, даже время от времени радуюсь и кажусь чудаковатым профессором, потому что последнее, чего я хочу, чтобы она получала удовольствие от того, что сделала, чтобы насладиться моей болью. Поэтому я ношу маску, и делаю это хорошо.
Когда наконец-то наступают выходные, я лечу в Эдинбург к родителям, прося Лаклана присутствовать. Я был не слишком уверен, что хотел видеть Кайлу, но Лаклан был непреклонен, говоря, что она скоро станет моей невесткой и что она часть нашего клана. Мне пришлось согласиться.
В субботу вечером мы все собрались за обеденным столом, все выжидательно смотрят на меня. Я знаю, они думают, что у меня есть какие-то важные новости, и да, это новости, но это совсем не то, что они ожидают услышать.
На самом деле мама выглядит особенно встревоженной, думая, что я вот-вот объявлю, что Наташа беременна, или мы женимся или что-то в этом роде. Жаль ее разочаровывать.
Я прочищаю горло.
— Что ж, полагаю, вы задаетесь вопросом, зачем я попросил всех вас собраться на ужин.
— Предположу, это из-за стряпни твоей мамы, — говорит отец.
— Это правда, — отвечаю я.
— Допускаю, это из-за меня, — говорит Кайла.
— И это верно, — бросаю ей с быстрой улыбкой. — Но, вообще—то... у меня есть новости. И это не совсем хорошие новости.
— О мой бог, — ахает мама, касаясь рукой груди. — Вы с Наташей расстались.
Я наклоняю голову, раздумывая над этими словами.
— Это часть всего.
Лаклан посылает мне тяжёлый взгляд.
— Мне очень жаль, — говорит он, и я вижу, что он на самом деле очень сожалеет.
Читать дальше