Агния Кузнецова - Долли

В 1820 году она с дочерьми поехала путешествовать по Италии и Европе. Бывали в обществе прусского короля Фридриха-Вильгельма III, герцога Леопольда Саксен-Ко- бургского, впоследствии бельгийского короля.

В Вене на одном из балов Елизавета Михайловна с приветствием подошла к императрице-матери, та ласково улыбнулась ей. Придворные расступились. Пожилая императрица — в прошлом, видимо, красавица — изнеженной, унизанной драгоценностями рукой приложила к глазу лорнет, спросила:

— А где же наша Сивилла Флорентийская? — Она имела в виду Долли, сравнивая ее с вещими девами, которым древние греки и римляне приписывали дар прорицания. — То, что она прочит моему сыну, похоже на правду. А молодость не мешает ей интересоваться политической жизнью различных стран и потому как бы помогает предвидеть их будущее.

Елизавета Михайловна подозвала дочь, и та, красивая, грациозная, в белом платье, с белой розой у талии, с жгуче-черными локонами, тоже оттененными живой белой розой, в изящном книксене присела перед императрицей и уже весь вечер не покидала ее.

В эту поездку неожиданно вспыхнул роман Екатерины с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III. Чувство это на обоих налетело как смерч. Фридрих-Вильгельм протанцевал с Екатериной мазурку и больше на балах не отходил от нее, пренебрегая этикетом.

— Мы завтра уезжаем в Италию, — однажды сказала Екатерина Фридриху-Вильгельму.

— Это невозможно, — самоуверенно ответил он.

И Екатерина поняла, что сделано будет все, чтобы задержать семейство Хитрово.

К утру, когда первые проблески рассвета пытались пробиться сквозь опущенные шторы, бал закончился. Взгляды всех гостей, так же как и мысли, сосредоточились на Екатерине и Фридрихе-Вильгельме. Король говорил ей о том, что, если она разделяет его чувства, его намерения самые серьезные.

— Морганатический брак? Не хочу. Не пара я вам, ваше величество, — ответила Екатерина.

Но он не принял ее отказа.

Назавтра Елизавета Михайловна разговаривала с дочерью. Обе дочери были с ней откровенны, как со старшей сестрой. Обе любили ее нежно.

— Нет, маменька, не рождена я королевой. Не пара я ему. Он одумается. А я уже одумалась. Немедленно едем. Прошу тебя. Я не могу больше встречаться с ним.

И хотя перспективы этого брака были блестящие, Елизавета Михайловна не стала проявлять своей воли. Она только сказала:

— Может быть, ты еще подумаешь, Катенька?

Если бы знала мать, что дочь ее так и останется незамужней, пожизненной фрейлиной русской императрицы, она настояла бы на этом браке. А если бы предчувствовала, какую тяжкую тайну дочери будет хранить до самых своих последних дней, семья Хитрово не покинула бы Пруссию до тех пор, пока дочь не дала бы согласие на брак.

Фридрих-Вильгельм днем посетил Хитрово. Но Екатерина не вышла к нему. Разговаривала с ним Елизавета Михайловна. А через день семья Хитрово уехала в Италию.

Всю дорогу Екатерина молчала, часто плакала. Сестра и мать как могли утешали ее. Мать в глубине сердца осуждала Екатерину, Долли восхищалась ею. Но вскоре сама вступила в брак, тоже далеко не равный, хотя и в другом отношении.

Ее избранник — австрийский посланник при короле обеих Сицилий граф Шарль-Луи Фикельмон — был на двадцать семь лет старше Долли.

Елизавета Михайловна давно собиралась побывать на родине. Год за годом. Вот, казалось, появилась надежда представить дочерей Александру I, когда граф Фикельмон должен был ехать в Верону на конгресс, где присутствовал русский император. Но заболела Екатерина, и поездка Елизаветы Михайловны с дочерьми не состоялась.

Только в 1823 году Елизавета Михайловна пережила счастливые минуты: ступила на родную землю, обняла старую мать, любимую свекровь Тизенгаузен, повидалась с многочисленной родней.

Долли тогда исполнилось восемнадцать лет.

Елизавета Михайловна по приезде в Петербург сразу же написала письмо Александру I.

Он ответил:

Ваше письмо, мадам, я получил вчера вечером. Приехав сегодня в город, я спешу сказать Вам в ответ, что мне будет чрезвычайно приятно быть Вам полезным и познакомиться с м-м Фикельмон и м-ль Тизенгаузен, — итак, сообразуясь с Вашими намерениями, я буду иметь удовольствие явиться к Вам в среду в шесть часов пополудни.