Жаклин и Вендерс пьют лимонный сок из высоких голубых бокалов, Николсон держит в руках миниатюрную чашечку, в которой дымится кофе. Все трое молчат, словно сговорившись играть в молчанку.
Наконец Николсон не выдерживает и отставляет чашечку.
— Не пора ли браться за работу, лейтенант? — спрашивает он, четко выговаривая каждое слово. Так разговаривают иностранцы, старательно выучившие язык.
Жаклин слегка пожимает плечами.
— Я давно готова, — говорит она и улыбается. Вендерс улыбается еще шире и издает какой-то фыркающий звук.
Николсон смотрит на нее пристально и медленно произносит:
— А вот мне так не кажется. С вами что-то происходит. И я пока не понимаю что.
— Насколько я знаю, — говорит Жаклин, — у комиссии нет никаких претензий по моему эмоциональному состоянию.
— Да, конечно, — говорит полковник. — Формально нет. Но не считайте своего начальника идиотом. У меня есть глаза.
— У членов комиссии тоже, — хмыкает Жаклин.
— Я вас понимаю. Они не достигли еще той степени профессионализма, чтобы распознавать обман такого опытного сотрудника, как вы. Они слишком доверяют своим приборам. А я доверяю своему опыту общения с вами. И мне не нравится ваше состояние.
— Чего же вы хотите, господин полковник? — не отводя взгляда, спрашивает Жаклин. — Чтобы я призналась, что не гожусь для дальнейшей деятельности? Я в этом признаться не могу, потому что так не считаю.
— Прекрасно, — вздыхает Николсон. — Значит, вы можете приступить к работе. Ваша неискренность пусть останется на вашей совести. Перейдем к делу. Суть его раскроет господин Вендерс, но прежде чем вас оставить, хочу сказать, что формально вы остаетесь кандидатом и задание будет считаться учебным. Повторяю — только формально. Дело самое настоящее и весьма… непростое.
Но работать вы будете в городе. Поскольку вы знаете правила, то поймете, что я не могу дать это задание сотруднику Центра. Вы же, как кандидат, вполне подходите.
Жаклин усмехнулась, но промолчала. Приверженность к букве инструкции иногда доходила до абсурда.
— Мне все равно, — сказала она. — Я готова приступать.
Полковник посмотрел ей в глаза и молча вышел из комнаты.
Вендерс, продолжая улыбаться, выбрался из своего уютного кресла, подошел к встроенному кабинетному бару, прикрытому от посторонних глаз красочной картой Голландии, и, открыв его, извлек пузатую бутылку бренди и две рюмки.
— Надеюсь, пить вы не бросили?
Жаклин помотала головой. Хотя, если честно, она забыла, когда пила в последний раз что-нибудь кроме сока или безалкогольного пива.
— Вы неважно выглядите, — сказал Вендерс тоном, каким обычно произносил комплименты. — Хотя это понятно. То, что относительно легко переносишь в двадцать, в вашем возрасте превращается в тяжелое испытание.
— Напоминать женщине о возрасте невежливо, — усмехнулась Жаклин.
— Напоминать женщине о том, что она все еще молода, никогда не вредно, — возразил Вендерс. — А у меня, да и у полковника Николсона, сложилось впечатление, что вы решили записать себя в старухи.
Или вообще покинуть сей мир.
Жаклин вздрогнула, и это не укрылось от Вендерса.
Он присвистнул и протянул ей рюмку.
— Я не собираюсь выпытывать у вас, что с вами происходит, — проворчал он. — И не собираюсь удерживать вас за руку, когда вы соберетесь пустить себе пулю в лоб. В конце концов, принимая вас на работу, мы не забирали ваше право распоряжаться собственной жизнью. Вы ходите в церковь? — неожиданно спросил он.
— К чему этот вопрос? — удивилась Жаклин.
— Сам не знаю. В церковь меня водил дед. Когда я был совсем несмышленышем, он сказал одну вещь, которую я запомнил навсегда. Она сказал: вера в Бога — это прежде всего вера человека в себя. Казалось бы, парадоксально, да? Но гораздо позже я понял, что именно так и обстоит дело. Вы разуверились в себе, Жаклин, не правда ли? — Вендерс пристально посмотрел ей в глаза.
Жаклин опустила глаза и отрицательно покачала головой.
Вендерс стал прохаживаться по кабинету.
— Я просматривал ваш последний бой. Он меня, признаться, поразил. Я бы назвал его небольшой моделью общего стиля вашей работы. Но потом я подумал, что он отражает не только ваши профессиональные пристрастия, но и способ жить вообще.
И, скажу вам честно, я испытал потрясение. Если хотя бы часть людей была похожа на вас… Мир немного крепче стоял бы на ногах.
— Ничего особенного в этом поединке не было, — проговорила Жаклин. — Я его безбожно затянула. Новичку за это досталось бы. Но мне хотелось продлить его. Я почувствовала злость и получала от нее удовольствие. Ничего хорошего в этом нет, согласитесь.
Читать дальше