Матильда Старр - Я ненавижу босса!

Это в кромешной тьме целоваться с боссом казалось чем-то правильным и единственно возможным. Но пока мы торчали где-то в другом измерении, реальность ничуть не изменилась. Здесь по-прежнему были коридоры офисного здания.

Мы спустились в гараж (на этот раз — по лестнице). Я ждала хоть какого-нибудь знака — оттуда, из прошлой реальности, где было куда уютнее. И вообще. Там, в лифте, это точно было на самом деле? Или это мое воображение расшалилось от стресса? Но мой спутник молчал. И с каждой секундой молчание становилось невыносимее.

Мы молча дошли до машины. Он распахнул передо мной дверцу. Заглянул в лицо потемневшими глазами и сказал:

— Мы едем ко мне.

Я не была уверена, что это вопрос и нужно что-то отвечать. Но кивнула.

Я знала, что поступаю неправильно. И знала, что обязательно об этом пожалею. У историй о парнях вроде него и девушках вроде меня не бывает счастливых финалов. Это только кажется, что нас разделяют какие-то полметра между сидениями в машине. А на самом деле нас разделяет пропасть.

Но вот он берет мою руку в свою — и пропасть куда-то исчезает. И мы уже снова близки, как раньше. Во всяком случае, мне хочется в это верить.

Все, что было дальше, я помню отрывками. Вот мы (почему-то в темноте!) крадемся по коридорам «очень коттеджа». Крадемся — сильно сказано. Мы постоянно останавливаемся, потому что выясняется, что нам снова нужно целоваться. А поскольку света нет, мы то и дело натыкаемся на какие-то предметы. Они от этого падают. В общем, идти получается очень громко и очень медленно.

Но мы все-таки добираемся, куда шли, и падаем на широкую кровать. И одежда падает куда-то на пол. А потом и я — то ли падаю, то ли лечу куда-то.

Если бы у меня были близкие подружки, с которыми мы бы встретились в кафе после всего этого, и они бы спросили: «Ну как?», я не знала бы что ответить. Потому что бывает секс, бывает прекрасный секс, а бывает — вот так. Когда концентрация счастья настолько высока, что, кажется, еще чуть-чуть — и ты не выдержишь, просто умрешь от восторга.

Но ты не умираешь. Вы просто лежите рядом — выравнивая дыхание и время от времени касаясь друг друга, словно чтобы проверить: не наваждение ли. Не исчезнет ли, не растворится?

Он отбросил прядь волос с моего лица и шепнул:

— Ты очень красивая…

— И давно это у вас? — «врачебным» тоном спросила я. Слышала бы меня приятельница-психолог, прочитала бы лекцию на тему: ты совершенно не умеешь принимать комплименты. Но она не слышала, так что обошлось.

— Очень давно, — он отвечал серьезно, ну настолько серьезно, насколько он вообще может быть серьезен. — С того дня, как ты устроилась на работу. Нет, даже раньше! Когда только пришла на собеседование.

Я и не заметила, как мы перешли на «ты». Но ведь это вполне нормально после всего, что было. Мне, наверное, тоже следует говорить ему «ты»…

— Прекрати врать! Мы тогда даже не виделись!

— Ну это как посмотреть… Ты-то точно меня не увидела. Мы столкнулись в дверях, а у меня в руках был стаканчик с кофе.

— Не может быть! Я бы тебя заметила.

— О, тебе было не до того. Ты летела вперед, чтобы врезаться в кого-то еще. И врезалась.

Я стала припоминать: действительно, когда я шла на собеседование, в дверях меня вроде бы кто-то толкнул, а потом я еще в кого-то врезалась. А что, такое бывает, когда ты ужасно опаздываешь и при этом глазеешь по сторонам, потому что не знаешь, куда идти… Значит, не врет.

— Это ты меня толкнул, — на всякий случай я попыталась перевести стрелки.

— Как скажешь, дорогая.

— И ты, конечно, сразу понял, что встретил свою судьбу. Подумал: вот она прекрасная фея, что озарит мой жизненный путь.

— Что я тогда подумал, я тебе говорить не буду. Кофе все-таки был горячий.

Действительно. Пусть лучше не говорит.

— А потом я увидел у кадровиков твое дело и сказал, что тебя необходимо принять.

— А они?

— Удивились. Мы своим агентам даем не только процент от продаж, но и зарплату и полный соцпакет. Так что набираем зверей, хищников, добытчиков, бультерьеров. А у тебя — ни опыта работы, ни клыков, как у саблезубого тигра, ни даже черного пояса по карате.

— Но меня же взяли?

— Я сказал, что ты дальняя родственница. Одноклассника. По материнской линии. В общем, сказал, что очень надо.

Теперь понятно, почему в родном коллективе я чувствовала себя не в своей тарелке. Я и была не в своей тарелке! А сейчас даже не знала, радоваться мне внезапно вскрывшимся особенностям моего трудоустройства или не стоит. Ладно, обдумаю это позже.