Саманта Янг: Поиграем

Я сидела в гримерной, и торопливо снимала сценический грим, чтобы поберечь кожу, когда раздался стук. Дверь приоткрылась и показалась голова Сеоны.

— Мы можем войти?

— Конечно!

— А-а-а-а! — закричала она, врываясь и бросаясь в мои объятия.

Подруга смеясь, танцевала и вертелась вокруг меня. Потом игриво оттолкнула.

— Ты не говорила, что так чертовски крута! Я думала, что мое лицо треснет от улыбки.

— Ты так думаешь?

Тут я увидела вошедших Родди и Энджи и… маму.

— Мама, — прошептала я со слезами на глазах.

Мама пролетела полмира, чтобы увидеть, как я играю в любительском спектакле. Она шагнула вперед и обняла меня.

— Я так тобой горжусь. Ты великолепна. — Она откинулась назад и обхватила мое лицо ладонями. Беспокойство исказило ее черты. — Как же ты справилась с экзаменами в колледже?

Это было сказано так по-матерински, что мне захотелось разрыдаться. Эта женщина — моя мама?! Серьезно?! Я засмеялась и снова обняла ее.

— Я справилась, — уверила ее.

И я, правда, справилась. Не только Эйдан был занят работой, но и я усилено сдавала сессию первого курса, которая длилась несколько недель. Нелегко было жонглировать учебой, театром и сближением с мужчиной, которого любишь, но все это делало меня бесконечно счастливой…

Энджи обняла меня, как только мама отступила.

— Ты была прекрасна. Я так горжусь тобой.

Я крепко сжала ее в объятьях.

— Спасибо, Энджи.

Когда она отступила, настал черед Родди. Он подошел с ухмылкой.

— Да, ты была неплоха!

— Я была не плоха? — Я подняла бровь. — Вялая похвала.

— Ну, — он обнял меня за шею и притянул к себе фыркая, — надеюсь, ты не поймала звезду и не собираешься переехать в Голливуд, а?

Хихикая от его нелепости, я покачала головой.

— Значит, ты признаешь, что я была хороша?

— Ты была великолепна. — Сеона покачала головой, и на ее глазах неожиданно выступили слезы. — Ты действительно такой была.

Чувствуя себя эмоционально истощенной, я отмахнулась от нее.

— Прекрати или я заплачу.

Сеона с Энджи расхохотались, мама улыбнулась, а Родди закатил глаза.

А я… я поняла, что больше никто не пришел. Напряглась, чувствуя разочарование в своем животе.

— Где Эйдан?

Тут же раздался стук, и ужасное чувство разочарования исчезло, когда в двери появилась голова.

— Вот я, Пикси. — Эйдан нежно улыбнулся, но не вошел в гримерку. — Но, э… — он посмотрел на Сеону, — вы не могли бы оставить нас наедине?

Что-то было странное в реакции Сеоны на слова Эйдана, как будто он что-то молча ей сообщил. В шоке я наблюдала, как Эйдан нырнул обратно в коридор, а Сеона вывела мою маму, собственную маму и своего парня из комнаты. Когда она выходила последней, бросила мне озорную улыбку, которую я совсем не поняла.

Дверь снова открылась, и появился Эйдан.

— Ты была великолепна, Пикси, — сказал он.

— Ты действительно так думаешь?

Я двинулась к нему, чтобы обнять. Но он остановился, и я поняла, что за ним что-то или кто-то спрятан.

— И я не единственный, кто так думает.

Из-за Эйдана вышла фигура, и я почувствовала, как перехватило дыхание.

Она смотрела на меня настороженным, полным надежды взглядом, светлые волосы были длиннее, чем раньше, и заплетены в косу, лежащую на левом плече.

— Сильви? — прошептала я, не веря, что она здесь.

Спустя четыре недели после начала наших отношений, Эйдан попросил меня поприсутствовать при его еженедельном звонке по скайпу с Сильвией.

Поначалу все было странно и неловко из-за прошедшего времени, но потом, казалось, что мы трое никогда не расставались. Однако, насколько мне было известно, Сильви должна была приехать к Эйдану только в конце июня.

— Я хотела увидеть тебя в спектакле, — пояснила Сильвия.

А потом, как раньше, бросилась вперед и обняла меня. Я сразу же приняла ее в свои объятья, понимая, что вот она — последняя частичка моей души возвратилась на место. Со слезами благодарности я посмотрела на Эйдана, который глядел на нас с такой любовью на лице, что я подумала — сейчас взорвусь.

Наконец, поняв, что привязанность Сильвии ко мне не ослабела, я почувствовала, что последняя часть чувства вины, которую я несла годами, покинула мою душу и уплыла далеко.

Я обвиняла себя в том, что не смогла помешать Кэлу забрать Сильвию в тот проклятый день.

Теперь мне лучше.

Когда ты любишь людей, и не можешь защитить их от страданий мира, легко находится способ обвинить себя. Это было невыполнимой задачей, и мы в конечном итоге нанесли себе вред, поверив, что это не так. Единственное, что оставалось в наших силах — это любить в трудные времена, удерживать эту любовь и не позволять упрекам и вине ослеплять ее.