Столь же одинокой, как я чувствовала себя в той маленькой тесной комнате в том несчастном доме в Индиане.
Джим не был причиной, по которой я потеряла себя.
Я потеряла себя в тот момент, когда мой отец перестал любить меня и начал ненавидеть мир. Может быть, я тогда была слишком юна, чтобы найти себя в этом мире, а папа просто сбил меня с курса, но волна по имени Джим направила меня к неправильному берегу.
Только потеря Эйдана заставила меня встать и продолжить двигаться, пока я не нашла то, что искала. Я нашла себя.
Я знала, что никогда бы не осталась рядом с Джимом. Знала, что в итоге ушла бы от него. Разве я уже не решила это до его смерти? Он никогда не заставлял меня чувствовать себя так, как Эйдан. Я заботилась о Джиме, но это была не бескорыстная привязанность. Мне было больно, когда он ушел. И грустная правда в том: что бы я тогда ни чувствовала, это не сломало меня.
Но расставание с Эйданом, и причиненная им боль, могли меня сломать.
Нельзя отрицать, я безоговорочно влюблена в Эйдана Леннокса.
И выбирая свои страхи перед ним, я любила его эгоистично.
Не пора ли довериться ему? Поверить ему, когда он сказал, что будет любить меня такой, какая я есть?
— Спасибо, Джим, за то, что привез меня сюда. — Я наклонилась, чтобы прошептать камню: — Я любила тебя. По-своему.
Я выпрямилась и быстро ушла, пообещав себе, что буду чаще посещать Джима. Было неразумно избегать кусочков своего прошлого просто потому, что некоторые из них были зазубренными и болезненными. Каждый был частью головоломки, а я была загадкой. Я не стала бы цельной без них. Джим заслуживал того, чтобы его помнили, и мне нужно принять воспоминания о прежней себе.
Потому что Эйдан был прав.
Я все еще оставалась той Норой. Я все еще была восьмилетней Норой и двенадцатилетней Норой, и сегодня я была Норой. Я не могла быть той, кем я есть, без них всех.
И если я любила себя так же, как провозглашала, то почему так отчаянно пыталась забыть их, словно испытывала стыд, что они когда-то были мной? Будут дни, надеюсь, редко, когда я не буду сильно любить себя по какой-либо причине, потому что я человек, и никто не любит себя каждый день. Пытаться защитить себя от всего бесполезно, а отталкивать Эйдана, чтобы защитить себя, было слепо и бездумно. Совершенно неразумно. Это был дипломатичный способ сказать, что я слепая дура!
Я вздохнула, сбрасывая груз, который давил на мою грудь после утреннего подъема в четверг. Я глубоко вздохнула, что оказалось нелегко сделать. В конце концов, есть человек, которого мне нужно было убедить остаться.
Убедить простить меня.
Любить меня, даже в те дни, когда я не любила себя.
Когда я подошла к дому Эйдана, оттуда как раз выходил сосед. Я поспешила к нему.
— Придержите дверь.
Мужчина лет пятидесяти испуганно замер, а пудель, которого он вел на поводке, дернулся вперед. Дверь начала закрываться, и я ворвалась в нее, случайно сбив мужчину с дороги.
— Извините.
— Я надеюсь, что вы знаете куда… — его слова отрезала захлопнувшаяся дверь дома.
Я вся вспотела: руки, подмышки. Нажала на кнопку вызова лифта и подскочила, когда двери разъехались.
Подъем на этаж Эйдана, казалось, занял в пять миллионов раз больше обычного времени. Я возбужденно вздохнула, молясь, чтобы он оказался дома.
Лифт звякнул, и клянусь, мое сердце остановилось, когда он открылся. Дверь Эйдана находилась передо мной, отчужденная и крепкая.
Была огромная вероятность того, что мое будущее — за ней.
— Не труси, Нора, — прошептала я себе, выходя из лифта, — это не сексуально.
Я уставилась на медный номер, и мне потребовалось мгновение, чтобы набраться смелости и поднять руку.
Еще одно, чтобы сжать руку в кулак.
И еще несколько, чтобы постучать.
Тишина за дверью, только усилила мое сердцебиение, отдаваясь громким пульсом в ушах, и я подумала, что шаги по другую сторону мне лишь показались.
Внезапно меня залило светом от открывшейся двери.
Эйдан посмотрел на меня сверху вниз.
Ожидание.
Выжидание.
И я сказала:
— Я тоже тебя люблю.
Я, обнаженная и покрытая потом, задыхаясь откинулась на кровать.
Эйдан рухнул рядом, тоже с трудом переводя дыхание.
— Я так понимаю, что прощена, за то что вела себя как королева драмы, и ты меня тоже любишь? — спросила я в потолок.
Матрас подо мной затрясся от смеха Эйдана.
— Я тоже тебя люблю, Пикси.
Радость захлестнула меня, и я повернула голову, шурша волосами по подушке, и встретилась с ним взглядом.
Читать дальше