Софи Гонзалес - Всего лишь полностью раздавлен [litres]

Внезапно меня осенило. Он говорил о клавишах пианино. Попался, приятель! Я разразился смехом и, отложив гитару, направился к нему.

– Нет, стой. Все это – клавиши пианино.

Уилл раздраженно вскинул руки.

– А то я не знаю!

– Явно, что нет. – Я усмехнулся. – Несколько нот составляют аккорды. Сыграть его можно одним нажатием или перебором, смотри… – Я сыграл до, ми, соль. – Именно ноты в аккорде делают его мажорным или минорным. Вот мажорный аккорд. Слышишь? Он звучит радостно?

– Ты уверен, что синтетика не у тебя? – спросил Уилл.

– Синестезия.

– Кар-тош-ка, кар-туш-ка. Я не слышу ничего радостного. Я просто слышу… Не знаю. Ла-ла-ла.

Не то чтобы у Уилла выработалась привычка присоединяться ко мне в музыкальном классе во время обеда (это вряд ли бы осталось незамеченным для баскетболистов), но он последние несколько недель приходил сюда от случая к случаю. Вот как сегодня, например. Он всегда говорил другим, что я помогаю ему с музыкой, и никто, похоже, ничего не подозревал. В нашу защиту, когда мы закрывали дверь аудитории, здесь не начиналась сцена из развратного порно. Или, к сожалению, даже из обычного банального порно. Он никогда не предпринимал попыток дотронуться до меня, сесть поближе или сделать двусмысленный комплимент. Хоть я и не мог забыть, что он не признается друзьям в том, что ему нравится проводить со мной время, но я сдался и всегда разрешал ему присоединяться ко мне, когда он улыбался своей улыбкой. Тетя Линда гордилась бы мной.

Между этими «обеденными» визитами, уроками музыки и случайными разговорами после английского (всегда под предлогом того, что ему надо спросить про задание или про что-то еще, пока его приятелей не было поблизости), я старался привыкнуть к мысли о том, чтобы двигаться в его темпе, и тогда мне становилось легче. У меня не было сил сопротивляться его, скажем так, бесконечным оливковым ветвям. Хоть иногда они и смахивали на оливковые прутья, а не на ветви. К тому же намного приятнее позволять ему топить мой лед, чем бороться и оставаться замороженным.

Но, несмотря на наше хрупкое перемирие, часть меня хотела хотя бы прояснить, должны ли наши отношения быть полностью платоническими (то есть, образно говоря, заняться дрессировкой слона в посудной лавке, а потом стать инспектором манежа – и всего чертова цирка).

Мы будто бы ничего не замечали, но я слишком стеснялся поднимать эту тему вслух. А вдруг он скажет, что я просто придумал то лето у озера, и я буду вынужден иметь дело с тем неизбежным фактом, что я медленно схожу с ума? Называйте меня мелодраматичным, но мне начинало казаться, что я и правда все сочинил.

Наверное, Уилл считал нынешний расклад нормальным, но для меня это было очень странно. Как можно быть просто другом человеку, если ты вдоль и поперек знаешь вкус его языка (и не только)?

Но я не хотел его пугать. Он явно думал, что лето на озере осталось в прошлом. Включая, вероятно, и его сексуальную ориентацию. Но в нашей маленькой пантомиме «друзья с привилегиями» хотя бы имелся ритм. Уилл уже не заталкивал меня ни в одно ведро для мытья полов с тех пор, как мы начали этот танец.

Уилл провел пальцем по клавишам пианино, от высокой ноты к низкой. Потрясающе. Да у парня – природный дар.

– Что ты планируешь на День благодарения? – спросил он.

– Праздновать дома. Нас навестят тетя Линда с детьми. Скорее всего, будет тихо, но если получится съесть брюссельскую капусту весом с меня, то я буду счастлив.

Уилл хлопнул ладонью по пианино, бряцая клавишами.

– Что, подожди?

– Что?

– Брюссельская капуста? Это какая-то тупая шутка?

– Я бы никогда не стал шутить про брюссельскую капусту. Она – лучшая: жареная, с кусочками бекона и сиропом…

Я мечтательно замолк. До меня дошло, что мои чувства к брюссельской капусте граничили с сексуальными.

Уилл моргнул.

– Олли, до чего же отвратительно! Фу. Если бы я знал, что у тебя такой плохой вкус, я бы никогда не…

Он выдал себя и внезапно опять заинтересовался пианино. Вот она. Возможность поговорить про лето. Он обманывал себя, если думал, что я этим сполна не воспользуюсь.

– «Никогда бы не» что?

– Ты знаешь.

– Не помогал мне с налогами?

– Нет.

– Не летал со мной на параплане?

– Мы никогда не летали на параплане.

– Это есть в моем списке. И справедливости ради, с налогами ты мне тоже не помогал. Был и такой вариант?

– Абсурд какой-то.

– Ага , – произнес я и прошептал: – Ты имел в виду, что никогда не дал бы мне играть с твоими баскетбольными шарами?