Светлана Черемухина: Любовь – это боль

Желтые листья… Так банально, так обычно, так красиво… Упасть бы в этот ворох, вдыхать прелый аромат, смотреть на проносящиеся облака и… ни о чем не думать. Совершенно ни о чем…. Двадцать семь лет, и одна. Совершенно. Да и как иначе, разве может быть иначе.

А мимо проходили люди. Аллеи парка были довольно малолюдны, но немногочисленные прохожие каким-то образом умудрялись создавать так много шума с тявканьем собак, детскими звонкими вскриками, кокетливым смехом веселых девиц в окружении молодых людей, что ей вдруг стало неуютно. Это ее парк, ее любимая аллея, вон и персональная скамейка виднеется впереди, но, увы, она уже занята. Парочке, занявшей ее, нет дела до увядающей природы, и им совсем не до облаков. Они влюблены, и все их чувства подчинены только одному желанию – быть вместе, раствориться друг в друге, стать счастливыми. Эй, остановись, уйми свою фантазию. Может быть, все закончится банальной интрижкой и только…

Она поддала жестяную банку носком ботинка, и какой-то белый лохматый пес помчался за ней со всем своим щенячьим восторгом. Двадцать семь лет. Боже, как пережить этот вечер? Отец будет тактичен, немногословен, но как же будет полон сочувствия его взгляд. А мать, болтая без умолку, снова сделает замечание, что пора бы уже обзавестись семьей, что она в ее годы… Да мать и в свои-то годы все никак не может успокоиться. Сколько отчимов перебывало у них в квартире, и в скольких домах Свету учили, как неразумного попугая, называть чужих мужчин папами.

Вот Низами она охотно приняла как родного. Удивительно, как матери посчастливилось встретить такого человека. Вернее, как раз встретила она его легко, подцепив в «ужасно дорогом и роскошном» ресторане, но вот женить на себе – это надо было умудриться. Да, если бы Света унаследовала ее обаяние, шарм и красоту, она бы в «ее-то годы» однозначно не была одинока, но… вместе с этим ей, возможно, пришлось бы нечаянно унаследовать и ту поверхностность отношения к жизни, «невыносимую легкость бытия», которая делала ее мать в глазах многих знакомых легкомысленной кокеткой. Однако упорная вера мамочки в то, что мужчина обязан обеспечивать свою женщину, одаривая мехами и драгоценностями, позволяла ей обращать в свою религию вполне обеспеченных и щедрых мужчин на протяжении долгой и богатой на такие события жизни.

Отец наверняка подарит что-то из своих работ, что-нибудь прелестное. В его картинах на протяжении долгих лет, каким бы фантастическим ни был сюжет, при всем многообразии идей неизменно присутствовали голуби, желтые листья и тень таинственного незнакомца в длинном плаще. Может, так отец пытался вложить в подсознание дочери мысль о божественном замысле для ее жизни и подготовить к важной встрече? К встрече с тем самым таинственным незнакомцем в темном плаще, с длинными полами которого неистово играет ветер.

С рождением дочери осень стала любимым временем года отца. Он рисует ее всю жизнь, находя столько красоты, необычайности и нежности, что от его картин невозможно оторвать глаз, и из этих миров не хочется возвращаться в реальность.

Ну а мать с Низами подарят ей что-нибудь невообразимо дорогое: украшение, или духи. У нее уже столько этого добра накопилось, но зачем оно ей? Разве незнакомца в плаще можно поймать на золотые серьги? Хотя, феромоны и флюиды в изысканных духах вполне могут оказаться серьезной наживкой. Света усмехнулась, пообещав себе подумать об этом позже, когда гости разойдутся и оставят ее в покое.