Марина Горина - Вредная привычка выходить замуж. Короткие повести и рассказы о любви

А под Новый год отец Адели в пьяной, случайной драке убил собутыльника. Нечаянно, ненароком, без умысла. И от этой бессмыслицы становилось еще ужасней, совсем тошно. В небольшом городке дело получило шумную огласку, им перемывали кости, все обрастало чудовищными подробностями. Их семья теперь была на слуху и на виду.

Что было потом, Адель плохо помнила. С того Нового года запах шоколадных конфет и мандарин навечно переплелся с запахом ужаса и крови, пропитавшей палас под мертвым телом в их квартире. Адель первая нашла убитого.

Ее роман с сыном начальника милиции стал предметом пристального изучения всего города. Все судачили – отмажет суд отца подружки сына милиции, или нет? Потом Филипп приехал на каникулы и даже не позвонил.

Адель пошла к Айше; Айша очень четко объяснила, не говоря ни одного грубого слова, что быдлу место только с быдлом в быдлятнике. Бархатный коротенький халатик Айши, темно-синий, был весь в радужных бликах, которыми отсвечивали брильянты в кольцах и серьгах. Духи, которыми пахло от нее, были самыми прекрасными, и невозможно напоминали одеколон Филиппа. Адели даже привиделось, что Филипп стоит рядом, за дверью комнаты, и тихонько дышит, слушая их разговор.

Потом ей даже казалось, что он пытался ее догнать, или что-то сказать ей. Но этого, конечно, не было. Это был просто бред.

Мир Адели не рухнул. Если бы он рухнул, остались развалины. И не исчез, в этом бы случае сохранились воспоминания. Адель проспала две недели, мать говорила, что она болела. И проснулась совершенно другой Аделью из другого мира. Прежнего мира не существовало никогда. И Адели тоже не существовало раньше. Она окончила школу с серебряной медалью. Что было очень логично. Золотую дать ей было просто нельзя, но и вообще без медали оставить – значит, сделать очевидной предвзятость. Серебряная – логичный компромисс.

Эта новая Адель с компромиссной медалью и без прошлого уехала летом поступать в КАИ. Учиться на экономиста.

В телефонной трубке было молчание. Огромное, оно вмещало в себя бесконечность пространства и времени. Где-то вспыхивали новые звезды, неслись кометы, взрывались солнца. Умирали и зарождались цивилизации. А в трубке было молчание Филиппа. ЕЕ Филиппа! Адель слушала его.

– Эля, иди, глянь! Надо будет купить ей солнечные очки!

Адель видела уголком глаза, через прихожую, диван. На нем, не дыша, выпрямив спинку, сидела Лялька. В короткой шубке Адели, застегнутой на все пуговицы. В ботах на шпильке и солнечных очках. В ушах – наушники, в лапке – пульт от телевизора. Телевизор орал, но тишина в телефонной трубке была громче.

– Ма, не трогай ее. Она в три-дэ-формате зависла, похоже.

Мать подошла к Адели, мягко взяла трубку и так же мягко положила ее.

Элечка, сколько можно? Добить себя хочешь? Нас с Лилькой пожалей. О себе подумай! Эля, ты только начала выбираться! Опять все псу под хвост. Черт его принес. Эля, в этот раз чем кончится? Эля, теперь на рудники или галеры?

– Мама, я Адель.

В прихожей стояли картонные коробки. Мать собирала вещи Лильки. Адель купила квартиру, совсем рядом, в соседнем подъезде. Окна ее нового жилья смотрели на акацию, под которой они когда-то целовались с Филиппом. Это было еще одной причиной для покупки. Сегодня они с Лилькой переезжали.

Шесть месяцев назад Адель, полуживая, стояла в прихожей с дочкой на руках и сумкой-рюкзаком через плечо. Мать стояла, опустив руки, и молчала. Лилька, сонная и уставшая, тихо подвывала: «Куйэло комей, куйэло эн ел экскусадо…» (хочу кушать, хочу на горшок…). Мать забрала Лильку на руки, и только тогда Адель увидела, что лицо матери свела судорога, и она просто не может говорить.

Ее не было тринадцать лет. Она вернулась домой, где в холодильнике всегда были котлеты, кефир, яблоки, колбаса и борщ с говядиной. На балконе стояли банки с помидорами. На выходные – манты и пироги. Черт, черт, черт! Сейчас хлеб был по талонам. Голодуха хуже, чем на Кубе. Там хоть бананов и папайи с апельсинами было вдоволь! Сейчас бы и чихуашку слопали за милую душу. Развал Союза, мать их! Туркмения – это вам не сытная Украина, или Белорусия с картошечкой! Здесь пустыня без конца и краю. Был самый настоящий голод и карточная система.

Мама резала жуткий, блокадный какой-то кирпичик хлеба с шашелями тоненькими ломтиками. Налила бледного супа в тарелки. Черные, слипшиеся макароны. Адель не плакала очень, очень давно. Она и забыла, когда это было. Но эта шашель в хлебе ее чуть не добила.