Марина Горина - Вредная привычка выходить замуж. Короткие повести и рассказы о любви

Домой Адель вернулась поздно. После «Сладкоежки» они поехали обратно в офис, продолжили раскладывать подарки, потом надо было оформлять декларации на танкер с нефтью, потом звонил из Москвы шеф, который уже укатил домой на новогодние каникулы. Он занудливо выпытывал последние новости. Потом Адель, Антон и Виссарионыч ездили в таможню, поздравляли начальника с праздником и вручали ему конверт. Аннанияз Мамедович поминутно целовал Адели ручки. Хитрый и коварный Антон все подливал и подливал водочку. Душевно они посидели. Заодно обговорили растаможку пришедшего морем оборудования.

Возвращалась она затемно; Лилька была у бабушки, можно не спешить. Возле подъезда их хрущевки стоял огромный джип. Филипп. Адель злилась на него из-за имени, но объяснять ничего не хотела. Она и внимание на него обратила только из-за этого немодного, редкого имени, если быть честной. Что уж теперь злиться? Адель прошла мимо черной, блестящей машины. Мужчина сидел на скамеечке, с сигаретой. В темноте, под светящимися окнами дома, обнял ее. Странно, когда он обнимал, она становилась меньше ростом и носом всегда утыкалась ему в плечо. Они так немножко постояли, помолчали. Было тепло и тихо, только шелестели, позвякивали в темной вышине над головой огромные изогнутые стручки на ветках – семена акации.

– Ты полетишь со мной завтра в Ашхабад?

– Что я там буду делать?

– А что ты там делала в прошлый раз?

– Ходила в бассейн, делала массаж, читала в номере и таскалась вечером с тобой по ресторанам. Все.

– Это так невыносимо?

Адель задумалась. Нет, конечно, это было лучше, чем «сингар посибле? – си…». Никто и никогда не должен знать об этом.

Хлопнула дверь подъезда, соседка с третьего этажа выпустила кота. Быстро глянула на обнявшуюся пару, хмыкнула и, видимо, передумала выходить. Кот, задрав хвост, прошел мимо парочки. Адель оторвалась от Селима, разомкнула кольцо рук:

– Я на Новый Год не могу. Свинство Ляльку бросить с бабушкой, понимаешь?

– Нет, ты вернешься до праздников, одна, а я оттуда лечу в Анкару. Адель, ты выйдешь за меня замуж. Я еду разводится.

Селим не спрашивал. Он просто ставил ее в известность. Интересно, это очень отличается от ««сингар посибле»? – наверное, нет.

Поднимался ветер. Акация затарахтела громче невидимыми в темноте погремушками коричнево-фиолетовых стручков. Когда-то, давным-давно, она уже обнималась под этим деревом. Но было начало позднего лета, акация осыпалась белой метелью сухих цветов. Тогда Адель пыталась вытащить из темных волос голубоглазого парня, своей первой любви, сухие соцветия, похожие на маленьких паучков. Парня звали Филипп. Филипп номер один. Странно, но потом всех мужчин в ее жизни звали именно так! Или просто она не могла быть ни с кем, кроме как с Филиппом? И если рядом не было его, то ей был нужен хотя бы фантом, призрачная иллюзия – его имя?

Самое прекрасное на свете место – это Крещатик. Когда Адель увидела его впервые, у нее все замерло внутри. Волшебные, сказочно прекрасные дворцы под синим небом. Она поступала в КАИ. У нее была медаль, надо было сдавать только один экзамен. Адель не понимала трясущихся и неуверенных. Комплексующих, и из-за этого – агрессивных. Ей самой было абсолютно все равно, кто и что думает про ее немодные туфли. Если у тебя нет самого лучшего, то на все остальное – просто наплевать.

Она была нищей девочкой из глухой провинции, маленького среднеазиатского городка. Невоспитанной и неумеющей себя вести. Но никогда, ни разу, она не почувствовала себя ободранной нищенкой, неуверенной провинциалкой. У нее не возникало даже мимолетного желания доказать кому-нибудь, что она чего-то стоит.

Странное бесстыдство, смесь безмятежной наглости и спокойного нахальства. Вот такой личностный дефект. Полная атрофия стеснительности и любого вида неуверенности. Неспособность к самоанализу и самооценке. Не то, чтобы неправильно оценивала самое себя, а просто вообще никак не оценивала. А раз никак – то и завышенной самооценки не было тоже. Вообще никакой не было самооценки! Как у травы, ветра или косяка рыб в море.

Крещатик пленил ее. Сомнений не было – она будет жить здесь, эти дворцы будут ее. Поэтому надо поступить и учиться.

Первые три семестра Адель была очень занята – после провинциальной школы было сложно. В конце второго курса пошла на капустник, увидела прекрасного, как Аполлон, Фила. О нем грезила женская половина их потока, младшие курсы не смели даже мечтать, а мудрые старшекурсницы знали, что с этим красавчиком, живущем на содержании одной завкафедрой, лучше не связываться. Но стоило ему поманить одну из них, как она летела в его объятия, не раздумывая, а остальные исходили злобной завистью, сплетничая о его мелочности, жадности и непостоянстве.