Не то, чтобы она совсем не ценила низкорослых мужчин. Вот уж без претензий! Хоть ее и смущали брючки на спинке стула, маломерность ботинок, которые муж, как назло, называл «сапожками», детские ладошки с жесткими шершавыми пальчиками, во всем другом ей не приходилось стесняться Лешика. И в своем кругу, и в ее, и на работе, и на улице он весьма котировался, в добавок характер его был вовсе не мальчиковый.
Индюшачьим Наполеоном тайно прозвала она мужа. Не сообразуясь с действительностью, мужчинка ощущал себя исключительно Алексеем Дмитриевичем. Старухи во дворе так его и величали. Говорил веско, смотрел дерзко. Каждым движением, даже надевая «сапожки», демонстрировал столько победительного превосходства, словно тоже выиграл битву при Ватерлоо, а на ногах его не менее, чем ботфорты.
Но одна лишь победа числилась за ним – над нею, Ниной Картузовой. Если бы муж догадался умерить спесь и жил таким, каким вырос – недорослым, невзрачным, но старательно нежным и заботливым Лешиком, Нина наверняка бы к нему потеплела. Если полюбить невозможно, то можно смириться с окончательностью выбора. Надо же начинать когда-то просто – жить! Нельзя вечно ждать неведомого будущего, тупеть от настоящего и толстеть в надежде, что однажды положение изменится. Что, сбитая потоком сплошных ошибок, она каким-то образом воспрянет и вырвется из их трясины.
А пока она применила давний способ не погружаться в бесплодные губительные переживания: кофе утром, подстегивающий нервы, и пиво вечером, умягчающее их. Она пила и – жила, и в этом алгоритме усматривали правильность оба супруга.
Реальность растворялась в мягком тумане опьянения, голова становилась просто головой, а не вместилищем злых мозгов. Забрезживал смысл во всем, что с нею произошло, даже – в сидении с немудрённой закуской против своего чужого мужа. Снисходительная и воодушевленная, она могла говорить о том, о чем днем, до пива, думалось с отвращением. О домашних делах, в особенности. Дом, о котором мечталось, как о прибежище, давно превратился для нее в место тяжких обязанностей и неприятных настроений.
Лешик, начинавший уставать от вечной меланхолии жены, был рад ее вечерней болтливости и улыбчивости. Понимая причину, пивным возлияниям не противился. Хотя пива не любил. Не по уму в трезвенниках ходил – по необходимости. Придурнее и визгливее существа, чем он в подпитии, поискать было. Сам себя терпеть не мог. А Нина попивала, не видя в том беды и повода для беспокойств. Замечала лишь, что потихоньку наращивает обороты хмельного постоянства. Банки быстро пустели, а потянуть вечер, поговорить, даже хоть с Лешиком, хотелось. И она переключилась на полуторалитровые бутыли, заодно уж присматриваясь к трехлитровым емкостям.
Безуютный быт их проходил в обветшавшем купеческом особняке на окраинной улице, в угловой двухкомнатной клетушке. В других клетушках, соседствовали несколько стариков и детдомовский паренек, облагодетельствованный жильем после армии.
Стены особняка давно сгнили и сочились плесенью. Печь с трудом справляла ненадежное тепло. Дверь клетушки постоянно клинило. Летом она хлябала и держалась железным крючком, зимой вмерзала в косяки так, что Картузовы держали во дворе топор – выцарапывать, иначе не войдешь. В окна дуло, половицы над сырым подпольем опасно скрипели, мыши методично выгрызали по углам дыры. Только сверху не капало, и то счастье.
Мужа оскорбляла необходимость жить в хибаре при наличии в деревне добротного пятистенка с резным коньком над высокой крышей. Но Нину переезд страшил сильнее, чем мыши и сырость. Жить на чужой территории значило отказаться от свободного отношения к времени и доставшемуся месту. Пусть плохонькому, но – своему, где она хозяйка дней и положений.
– Видала, что пишут? – отбросил муж местную газетку. – Расселение ветхого фонда взято под контроль губернатором! Теперь уж точно.
– Это «точно» ты получишь лет через пять, в лучшем случае. То-то радости будет!
– Хоть и так. Главное, съедем из этой халупы, еще и бесплатно.
– А деньги где возьмешь? Ванны, раковины, смесители, краска, обои!.. Как представлю, какую каторгу с этими переселениями нам готовят – страшно делается. Ты же не умеешь ничего! Лампочку вкрутишь, а гонору – точно звезду с неба достал. Это советская власть жилье с уголочки давала. Теперича не то, что давеча. Цементная коробка с дыркой в полу – и обустраивайся.
– Глупая ты, скажу честно. Коробка с дыркой тоже денег стоит. А где они у нас?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу