Аарин Ринг - Вкус сна. Женщина внутри себя

Проникаю в школьный двор через дыру в заборе. Там никого нет. В сумерках белые стены с черными окнами кажутся порождением детского кошмара. Вот-вот увижу кровь на стеклах кабинета математики, и костлявая рука завуча схватит за горло. Трогаю рукой куст боярышника, ягоды уже совсем мягкие – скоро сентябрь? Я опять пропустила лето… И отлично. Скорее бы все вообще закончилось. Пусть мир рухнет – не жалко. Такой мир обязан уничтожить сам себя. Только бабулю жалко… И отца? Ну нет, так не честно. Если уж хотеть, чтоб мир рухнул, то пусть все погибнут. В голове что-то больно кольнуло. Я знаю, я снова лгу себе. Пусть все живут, ладно…

Надо теперь обойти вокруг школы, почувствовать вкус своей свободы, снова ощутить, что я больше не с вами, дорогие узколобые учителя, снова мысленно выкинуть все тетради. И сжечь!

За школой футбольное поле. Плешивая земля до желтизны протерта игроками. Похоже, поле популярно в районе. Рядом с ним, как обычно, змейка для маленьких и турники. Я любила висеть на турниках. Особенно вниз головой. Это единственное, что хоть как-то напоминало спорт из всего, что я когда-либо делала. И сейчас, зажав коленями палку турника, я с ощущением повторяющейся реальности, отпускала руки. Головой не ударилась, но волосы нормально так проволочились по земле и теперь пылились прямо под моими глазами. Может быть, хотя бы в этой позе мне придет в голову ответ… Ответ. Интересно, наверное, надо бы сначала задать вопрос. Какой? Слишком много вопросов одновременно пытаются прорваться сквозь узкий проем моего лба. Какой же? Или я уже задала его и забыла?

Упх! В нос ткнулось что-то мокрое, и я открыла глаза. Рыжая морда сеттера, теплое собачье дыхание – хакает от жары и бега. Я закрыла лицо руками. «Тур! Турик! Ко мне! Иди сюда! Фу! Ко мне!» – тут же закричал грубоватый детский голос. Топот, он рядом.

– Почему ты так висишь?

– Иди отсюда, девочка, – это месть за «Фу!». Ненавижу, когда хозяева кричат так собакам, если они обнюхивают людей, будто человек – это фу, гадость.

– Что??? – Неужели он меня пнет?

– Девочка, тебя случайно не Мино зовут?

– Нет.

– А как?

– Сережа.

– Сережа, ты убрал собаку?

– Да.

Открываю лицо – передо мной действительно Сережа лет тринадцати. Неуклюжий мальчик в большой рэпперской кепке. Широкие джинсы, из кармана свисают белые наушники. Я беру их и вставляю в уши. Мои уши теряют «яблочную девственность». Какой-то ниггерский бред про то, что они убьют всех белых на районе и что сделают с их женами. Похоже, по английскому у него трояк. Собака выглядывает из-за его спины. Сережа от осознания моей неожиданной борзости, как маленький приложил левую руку к груди, прямо под горло:

– Чего ты так висишь?

– Хочу посмотреть, что там, под луной.

– И что там? – смотрит на небо.

– Не успела разглядеть, но что-то точно есть. Почему твоего пса так зовут? – я почувствовала раздражение, неприятный зуд в деснах, в зубах.

– Мама… назвала.

– А маму как зовут? Мино? – нужно отделаться от этого мальчика.

– Нет, она же не собака.

– Где кабинет вашего класса?

– На той стороне, не видно.

– А кабинет директора?

– Вооон то окно!

– Хочешь, разобьем?

– Нееее, страшно.

– Тогда пока! – я неуклюже спускаюсь с турника и поворачиваюсь в сторону проема в заборе.

– Э-э! Ты еще придешь? Приходи завтра!

– Посмотрим, – внутри у меня все улыбалось, но как-то нервно, истерически.

На следующее утро по пути на работу я думала о мальчике и собаке. Что-то знакомое было в них. Как пес дернулся в сторону из-за спины мальчишки, когда я слезла с турника – вот этот рывок был слишком родным. А потом собака подалась вперед и натянула поводок. Тур натягивает поводок и встает на задние лапы. Он встает на задние лапы. Я перематывала пленку памяти на этот момент снова и снова. Еще вчера, бросая свое небрежное «посмотрим», я знала, что приду.

Увидев меня, Митя участливо спросил, не заболела ли я? Сам он болел довольно часто, но не пропускал из-за этого работу и не ходил в больницу. На себя он просто плевал. Я сначала думала, что это из-за его обычной лени. Но потом заметила, что, если заболевала я, он брал у матери телефоны врачей и настаивал, чтобы я позвонила им всем.

В этот раз я не хотела рассказывать о себе вообще ничего, поэтому размыла тему, мол, вчера у меня были трудности бытового характера. Он слишком хорошо воспитан, чтобы выяснять подробности моего быта и тем более его трудностей. Может, он мне и не поверил, смотрел на меня молча, как будто ждал продолжения. Но я включила свой компьютер и уставилась в монитор, давая понять, что беседа окончена. А может, ему и на меня стало плевать, также, как на себя. Митя поставил свою личную метку в начале следующего ворд-файла, мы всегда так делаем, чтобы было понятно, кто уже читал, а кто нет. Я посмотрела на него исподтишка, он забыл убрать с лица растерянную улыбку. Жалкая картина.