Вита Витренко: Кофе по-венски

Но Изи его не оставляла. То и дело она появлялась на пороге магазина, перебирала наманикюренными пальчиками тонкую ткань спортивных вещиц, острила, заигрывала, сыпала взрывами смеха, напоминала о прошлом, соблазняла – и улетала. Даже присутствие Юльки ее не смущало: она относилась к ней как к заморской вещи (поиграется и бросит) и разговаривала с Маркусом так, будто та ничего не понимала – это и раздражало, и удивляло Юльку.

«Она просто мой друг, у нее уже новый мужчина», – уверял Маркус, наивно полагая, что жена ревнует. Юлька не столько ревновала, сколько не хотела больше в своей жизни обмана, мерзкой грязи на отношениях, не желала видеть эти заигрывания, этот веселый флирт. Может, потому, что Изи временами напоминала Юльке ее саму?..

Маркус, возбужденный запахом духов Изабеллы, тренировкой, прохладным утренним душем, солнцем, собственной силой, вплотную подошел к жене и довольно захохотал, запрокинув белобрысую голову: «Юлия, да ты ревнуешь!»

Он схватил ее на руки, закружил по заставленному вешалками помещению, то и дело спотыкаясь о манекены-велосипеды-ролики, стал страстно целовать в мягкие сомкнутые губы, царапая двухдневной щетиной. Юлька вначале не хотела отвечать, даже вяло сопротивлялась, что-то лопоча о чае с блинчиками, но потом с какой-то ожесточенностью принялась целовать его – чужого, до сих пор чужого; и когда Маркус отнес ее в кабинку для переодевания, даже не пискнула, сделалась вдруг кисельной, податливой, открытой, повторяя про себя, как мантру, одну-единственную фразу: «Воля Божья».

Забыться…

Юлька домыла пол, вылила из ведра воду. Поменяла на мужском манекене в витрине черную лыжную куртку на красную, с женского сняла смешную клетчатую шапку с голубыми искусственными волосами и надела розовую вязаную, с ушками. Это она придумала каждый день переодевать силиконовых юношу и девушку, чтобы привлекать внимание прохожих. Но сегодня креативность ей изменила. Юлька делала все механически, посматривая на часы и бубня себе под нос (это ж надо, как запало в душу, год ведь не вспоминала!) стихотворные строчки.

«Скоро завоют метели, грозно нагрянет февраль, каждый в отдельной постели будет листать календарь», – речитативом читала она четверостишие, делала паузу и повторяла вновь. Это Ромка написал в ту последнюю их зиму, еще до ее трагедии. Как чувствовал. Но даже боль утраты их не разлучила. Может, даже сблизила. Их февраль тогда еще не наступил…

А вот теперь пришел, никуда не делся. Дышит в лицо морозным воздухом, вертит снежные завитушки на асфальте, смеется солнечными бликами на ветровом стекле «Шкоды». Почти три года как сплошной февраль. Она в этом феврале живет, работает, пытается реализовать популярный девиз: «Наслаждайся каждым мгновением!» Даже замуж вышла. А все равно февраль.

Загнала машину в гараж, зашла в дом. Слава Богу, сама. У Маркуса сегодня фитнес-клуб – продолжает наращивать рельеф. Почувствовала голод, но готовить не было вдохновения. Все блинчики муж-сладкоежка, здоровья ему на долгие годы, в один присест одолел. Налила чаю, нашла пачку хлебных палочек – и к компьютеру. Вдруг с мамой пообщаться удастся.

Юлькина мама жила сама в Житомирской области. И это была вторая Юлькина боль. Переезжать в Австрию, быть тут кому-то обузой мама, строгая к себе и другим, волевая, самодостаточная, ни за что не хотела. Без мужчины в частном доме человеку, полвека прожившему в городе, было ой как непросто. Но она твердо стояла на своем: «Ближе к земле».

Тяга к земле у матери появилась после смерти Юлькиного отца. Тот ушел рано, до шестидесяти не дожил. Еще сегодня был, ходил по квартире, слушал новости, звонил, пил минеральную воду, курил, спорил с мамой, читал. А завтра захрипел, потерял сознание и… умер, не дождавшись «скорую». Юльке на тот момент было двадцать четыре. Она только вышла на свою первую солидную работу, куда ее папа-то и устроил. Хоть шишкой он никогда не был, потому что плевал с высокой горки на все партии мира, но, человек добрейший, компанейский, общительный, имел особую харизму: люди к нему тянулись со всех сторон. Друзей и знакомых за жизнь накопил три телефонные книжки! И ведь в основном чудесные люди попадались. Дорошин в свое время помог с квартирой, Левченко в период дикого дефицита снабжал продуктами, Вертинер доставал бесплатные билеты на премьеры, а Тарасов пристроил Юльку к себе в издательство, где она и увлеклась дизайном. Папа щедро платил за любое участие: собою. Беседовал, выслушивал, помогал, кого-то встречал, а кого-то вез на вокзал, искал для друзей информацию/книги/лекарства/редкие детали, проведывал в больницах, развозил пьяных, вытаскивал машины из грязи, сажал чужие огороды и выкорчевывал деревья. Всю свою энергию папочка раздавал людям – потому и ушел так рано, даже до пенсии не дотянул.