Катерина Зарудина: День святого Валентина

Однажды их попробовали разделить, чтобы старенькой прабабушке было полегче. После долгих споров в детский сад решено было отдать Валю. Как старшую, ведь Валя появилась на свет раньше Васьки на три минуты. Несчастные три минуты… Ну и как более уравновешенную. Ничего из этой затеи не вышло.

«Коллектив – это очень важно, вы же должны понимать. Ребенка нужно приучать к нему, – сказала поучительно тучная воспитательница, когда папа привел Валю в первый день, – чем раньше, тем лучше». Как сейчас выражаются модным словом: «социализировать». Валю встретили бледные дети, запутавшиеся в густых зеленых соплях, которые им, конечно, не вытирали, потому что это все не так важно. Зато их командным громким голосом приучали быть послушными болванками. Болванки с запекшимися на пол-лица соплями. Еще ее поприветствовал нарисованный на грязно-серой стене ослик с грустными, понимающими глазами и почему-то без хвоста.

«Заберите ее, она нам все здесь заблевала. Уборщица не может постоянно ходить за ней и затирать. Думаю, что вам надо показать ее невропатологу, иначе это будет трудный ребенок», – сказала воспитательница папе на второй день с очень строгим лицом. Будто это сам папа там наблевал. Врезалось в память на всю жизнь ощущение, когда тебя реально лишают свободы и заставляют делать то, что делать совершенно не хочется. Дружно, по команде садиться на пронумерованные синие горшки, идти спать, есть какую-то еле теплую бурду, которая почему-то называлась супом… И слушать завывания дамы в рыжем парике и красными острыми ногтями. Она клацает ими со всей дури по клавишам пианино и истошно вопит: «Листики падают, листики падают…» А под стулом у нее, вцепившись в деревянную ножку, сидит мальчик с затравленными черными глазами, полными слез. Видимо, не большой поклонник ее таланта.

Не нужен был никакой невропатолог, нужны были родители, сестра и любимая прабабушка. Родные, привычные запахи, голоса, свой горшок, в конце концов… И само собой, замордованные, все в зеленке зайцы, одного их которых Валя так крепко задушила в своих объятиях во время сна, что даже папа не смог их разлучить.

«Звезда», – гордо объявила Валя на следующий день после неудачной «коллективизации» и обвела торжествующим взглядом собравшихся на кухне.

– Что, Валюша, какая звезда? – не отвлекаясь от плиты, спросила мама.

– На небе, – встряла умная Василиса.

– Нет, не на небе. Это совсем другая звезда. Тети с ней ходят, мне рассказали.

Родители молча и многозначительно переглянулись. Помимо ветрянки и насморка ребенок успел за два дня вынести много ценного и, бесспорно, полезного из детсадовского общения.

Вася наконец-то выудила из хламовника, который вечно царил у нее в комнате, подходящую водолазку и смело, с некоторым задором и вызовом, шагнула навстречу вечернему городу. С ним она всегда была на «ты». Впрочем, он с ней тоже. Может, он любит нагловатых, а остальных просто презирает… Такой дружбой и полным взаимопониманием может похвастаться далеко не каждый живущий в бетонно-стеклянном монстре, освещенном миллионами огней разного цвета и калибра. Круги от фонарей мягко рассеиваются в темноте, смешиваясь с желтыми теплыми окнами квартир, а неоновая реклама – с красными аккуратными квадратиками от непрерывного потока машин.

Валя лично каждый день меряется силами с этим городом, который ни на минуту не прекращает суетиться и находится в постоянном истеричном возбуждении. Городом бесконечных пробок, душного, тошнотного метро, чавкающей слякоти под ногами и массой спешащих, оголтелых людей, одни из которых живут, а другие пробуют выжить. Все хотят занять достойную нишу, найти свое место. Ну хорошо, пусть не место, а хотя бы местечко. Чтобы оно было настоящим, потому что все устали от фальши и самообмана. Она любит свой город и ненавидит его. Одновременно.

Темные дверцы шкафа в Васькиной комнате поскрипывают, и все его богатое содержимое громоздится на полу, словно здесь в поте лица поработал маньяк, хладнокровно вырезавший, а потом небрежно разбросавший его внутренности. Что за нездоровые ассоциации… Откуда они вообще выскочили? Черт, ноги в один миг стали тряпичными. Валя машинально подняла белый бесформенный свитер, который так и не смогла найти метавшаяся сестра, и поддела осторожно непослушной, будто чужой, ногой отколовшуюся фарфоровую ручку от чашки. Аккуратно не получилось – обрезалась немножко, и пятку защипало. Как цапля, стоя на одной ноге среди разбросанных вещей и хрупких позолоченных осколков, переведя дыхание, облокотилась на широкий, вечно запыленный подоконник. Выглянула в темный квадрат окна.