Катерина Зарудина - День святого Валентина

– Ладно, приходи, когда жениха найдешь подходящего. Мой вкус ты приблизительно знаешь, успел изучить… Да, кстати, совсем необязательно, чтобы он разбирался в сантехнике и умел вкручивать лампочки. Обойдусь.

Вот какая фраза! Нет, она все-таки молодец… Держится. Какая интонация и поворот головы! Все с королевским достоинством.

Не хотела ничего спрашивать, не собиралась, но не выдержала. Сорвалась-таки.

– Ну что, пожаловала та, которая с плавленого сырка? Припилила? Виола! Дали же такое имечко… – презрительно фыркнула Валя. – Разлуки долгой не выдержала или сердцем женским почувствовала, что пора тебя проведать. Да, парень ты у нас видный, не залежишься.

Черт! Ну и куда же оно подевалось, это хваленое чувство собственного достоинства? Как она разговаривает?! Поймала себя на мысли, что спрашивает как будто не она, а вульгарный персонаж из дешевого сериала. Поэтому не удивилась, когда он недовольно поморщился.

– Прости, прости. Это мы, дети рабочих окраин, так выражаемся. Так и не научились у вас, эстетствующих, рафинированных… Хорошо. Как там наша принцесса заморская поживает, позвольте поинтересоваться? Не холодно ли ей на родной земле?

Что она несет? «Какие дети, каких окраин?…» Ну и ладно. Она издевалась. Только непонятно над кем. Наверное, над собой. Он выпотрошил ее душу как индейку. Правда, индейку заправляют всякими вкусными разностями, а он оставил ее пустой.

Раздался повторный хруст побелевших пальцев, вынести который она уже не смогла.

– Ты еще здесь? – В ней будто открылось второе дыхание, которому в немалой степени поспособствовал тлеющий огонек злобы. – Думаю, что тебе пора домой. Заждались! – добавила с кривой ухмылкой.

Она уперлась лбом в холодное окно. Думала – выдавит. Вылетит навстречу упругому ветру и безразличному асфальту. Нет, обошлось, или не получилось, как и многое в ее жизни – особенно то, чему она придавала в последнее время слишком большое значение. Просто подышала на стекло и что-то хаотично намалевала. Пригляделась. Конечно, палец предательски и залихватски вывел букву «В». Стирать это надо все к чертям. Вот если бы так же легко можно было, как со стекла… Оглянулась машинально на стол и увидела оранжевые мелкие клочки салфетки, будто зверь там какой сидел. Нет, не медведь. Так, из разряда грызунов.

На город начинал плавно опускаться вечер. Сначала безобидно и деликатно, чтобы затем в одну минуту рухнуть и завоевать его. Все как у людей. Своя тактика.

Да, мужчины здесь явно не приживались. На их этаже. Или бывали здесь, если так можно выразиться, проездом. Пять квартир – и в них все бабы. Как сглазил их кто-то. В одной с незапамятных времен жила Елена Васильевна со своим пожилым больным отцом. Он был представителем старой гвардии большевиков, всю жизнь проработал в НКВД. Пока он был жив, дверь в их квартиру никогда не была полностью закрыта: Василий Иванович находился на боевом посту, то есть стоял и смотрел в щелочку или просто слушал. Тогда был виден краешек его большого, расплывчатого, как пельмень, уха, хотя на самом деле он давно ничего не видел и не слышал. Что поделать, привычка. Враг ведь не дремлет. После его смерти дверь наконец-то прикрылась, но все знали, что Елена Васильевна сменила отца на дежурстве и неустанно смотрит в мутный глазок. Она так громко вздыхала за ободранной поролоновой деревяшкой… Тяжело, конечно, в ее-то возрасте, но наследственность – вещь серьезная.

Однокомнатную постоянно сдавали. И только одиноким иностранкам, работающим в солидных фирмах. Фирмачкам, в общем. Хозяйка однокомнатной клетушки – разбитная, предприимчивая девчонка Скачкова Света получила в Москве хорошее экономическое образование, но скакать предпочитала в туманном Лондоне.

В остальных двух квартирах жили разведенные дамы, мужья сбежали от них буквально на глазах у всего дома одновременно, как сговорились. Их уже взрослые дочки – две Наташки – периодически предпринимали попытки «сходить замуж», но вскоре снова оказывались свободными.

Если под окнами раздавался душераздирающий визг тормозов или отчаянно сигналили, это означало, что Наташка номер «раз» ловила машину или просто томно шла за хлебом в булочную за углом, размахивая гривой длинных светлых волос. Она щедро, как из пушки, выстреливала эстрогенами на всю округу. Когда она так уверенно ступала на шпильках, то была похожа на маятник: грива – влево, грива – вправо, а в центре – сочная, аппетитная попа, которую она всячески холила и лелеяла и которая всегда была обтянута юбкой стрейч по самое не балуйся или белыми лосинами. Казалось, еще шаг – и юбка треснет по всем швам. В принципе, подсознательно Наташка об этом и мечтала и вполне сознательно воплощала мечту в реальность. Только тридцатиградусный мороз с метелью заставляли ее изменить своему имиджу и натянуть что-то потеплее. Опять же на задницу. На голову – никогда. «Жамэ», как говорят у нас в Париже. Чего с головой сделается? Да и пользы от нее никакой…