Игорь Кабаретье - Курляндский монах

– Ах! Добрый день, моё дорогое дитя, – произнесла госпожа Мелдере, приветствуя Сабину, – итак, ты хотела увидеться со мной? Ах…! Какой прекрасный букет ты принесла мне, спасибо! Обними меня! О, настоящий поцелуй от Саби. Какой он сладкий, но, – продолжила она, бросая свой взгляд на меня, – кто этот прекрасный сильный юноша? Как получилось, что девушка такой красоты, которой Бог наделил тебя, может заставить сопровождать себя каким-то незрелым подростком? Впрочем, он тоже красив! – добавила госпожа Мелдере, внимательно осмотрев меня, словно ощупав, с головы до ног.

Я опустил глаза, а Саби ей сказала, что я её брат.

– Твой брат? – удивилась госпожа Мелдере, и продолжила внимательно меня осматривать, после чего удовлетворённо произнесла, – поцелуй меня, мой сын. О! Я действительно хочу, чтобы мы познакомились поближе.

И она поцеловала меня в рот, и я почувствовал, как её маленький проворный язычок крадётся между моих губ, а её рука играет с прядями моих волос. Мне еще, конечно, ничего не было известно об этом способе целоваться, а потому меня этот поцелуй сильно взволнован. Я бросил на неё робкий взгляд, и наткнулся на блеск её глаз, полных огня, которые ожидали, как бы мимоходом, и моего взгляда, и требовали от меня действий. Последовал новый поцелуй той же природы, после которого мне был освобождён путь для дальнейших фантазий, потому что она ослабила свои объятья, открыв дорогу для моих рук. Однако, вдруг, госпожа Мелдере отслонилась от меня, и я совершенно не обиделся на неё за это. Очевидно, что она размышляла над тем, каким должен был быть церемониал моего введения в знания, которыми она хотела поделиться со мной. Я был, без сомнения, обязан этой кратковременной свободе только её размышлениям, возникшим в результате моих неуклюжих действий в ответ на живость её жгучих ласк, разлившихся на меня без всякой осторожности, но эти размышления не были долгими. Хозяйка усадьбы возобновила разговор с Саби, и припев после каждого сказанного ею предложения был достаточно однообразен: «Саби, поцелуйте меня.» Вначале, уважение к столь высокопоставленной госпоже заставляло меня держаться на некотором расстоянии от неё, пока я не услышал следующие слова, обращённые непосредственно ко мне:

– Итак, – произнесла госпожа Мелдере, – не желает ли этот прекрасно сложенный юноша снова припасть ко мне и поцеловать?

Я подвинулся к ней и поцеловал её в щёчку, не осмеливаясь ещё припасть прямо к её устам, но она меня недовольно ударила по заднице, в результате чего я инстинктивно совершил поцелуй в её губы намного смелее, чем в первый раз. Я вложил в него всю свою страсть, на которую отважился в тот момент. Она же разделяла свои ласки между моей сестрой и мной, обманывая меня по поводу того, что она делала. Ведь я не видел, чем она занималась с Саби. Эта политика обеспечивала справедливость: я был более умел, чем обещало мое бесшабашное и наивное лицо, потому что мне помогала моя сестра, что мне было, на самом деле, неведомо, а я простодушно принимал всё возраставшее возбуждение госпожи Мелдере на свой счёт.

Мы сидели на диване, и щебетали, казалось, о пустяках, так как госпожа Мелдере оказалась болтуньей. Саби сидела справа от неё, мне же принадлежала её левая сторона. Моя сестра стала все больше посматривать в сад, а хозяйка дома на меня. Она развлекалась тем, что заставляла меня то выпрямлять спину, то она трепала меня за щеку, то давала мне маленькие пощёчины, а я… мне нравилось смотреть и чувствовать эти шлепки, вначале дрожа от страха, а потом от внезапно нахлынувшего желания схватить ее, и тоже слегка ударить по груди, или по… Внезапно и необъяснимо я стал наглым, и моя рука отправилась в путешествие по ее платью. Дама что-то прошептала, пристально посмотрев на меня, засмеялась, и… позволила мне действовать. Моя рука, робкая в начале, но ставшая гораздо смелее после этого молчаливого дозволения, с лёгкостью проследовала от воротничка её блузки вниз, попутно надавив на её пульсирующее горлышко, и с наслаждением остановилась на отвердевшей упругой груди, которая стала резко вздыматься под моей ладонью. Моё сердце затрепетало от радости, ведь моей руке удалось держать и ощущать теплоту, упругость одного из этих прелестных шаров, которых я столь возжелал в последние дни. Я уже собирался поместить на них свой рот, и почти прибыл к цели, когда в прихожей послышался столь же мерзкий в этой ситуации, сколь и назойливый, похожий на проклятый голос демона, голос старосты деревни, завистливого, как казалось, к моему счастью. Госпожа Мелдере, очнувшись от шума, который произвел этот негодяй, прибыв в столь неподходящий момент, сказала мне: «Что ты делаешь, мой хитрый малыш?» Я быстро вытащил свою руку, моя наглость не выдержала подобного упрека, и я покраснел, буквально обомлел, умер от страха. Госпожа Мелдере, увидев мое затруднение, наградила меня легкой прелестной пощечиной, сопроводив её прелестной улыбкой, подтверждавшей, что её гнев был только для проформы, и её взгляд мне подтвердил, что моя смелость ей нравилась гораздо больше, чем визит этого гадкого деревенского старосты.