Владимир Апарин - Малахитовая внучка

– Одни Зебольдты у нас в деревне такое сало коптят. – пояснил Федор Алексеевич разваливая шматок на толстые жбрейки.

– Садись, а то я уже всё терпение потерял.

Надо сказать спасибо Виктору, пообедали мы с дедом на славу. А после с удовольствием подымили сигаретами с фильтром.

Весь день без устали я копошился на току, изредка забегая попить крепкого чаю. Старый солдат знал свое дело, и мы были довольны друг другом.

И уже в полутьме подкатил знакомый ГАЗ 53 и ослепил нас сидящих на скамейке. Правая дверца открылась, а фары несколько раз перемигнули. Я понял, что пора в клуб.

– Ну, что пришла, – спросил я у улыбающегося, вымытого и причёсанного, в новом свитере и пахнущего мужским одеколоном друга.

– Кто?

– Ну, чёрненькая, с косой.

Витя заржал и включил заднюю скорость. В аппаратную я проходил мимо танцующих в фойе под мигание цветомузыки. Ничего и никого конечно не разглядел. Весь фильм простоял я на балкончике перед входом в проекторную, силясь увидеть, и когда включился свет не заходил внутрь к мотающему в холостую кинопроектору, боясь пропустить. Незнакомки не было, точно!

Зав клубом Клара поторопила меня и поставила точку, в моей лихорадке большим амбарным замком, запирающим центральный вход.

Я побрёл на мехток, ведь моя смена не кончилась и напоминала об этом гудящими на всю округу моторами зерносушилки. В ночи моя работа напоминала своёй иллюминацией огромный корабль, сухогруз, заполненный гуртами пшеницы. Во всю подлетали машины, жужжали погрузчики, роторные, шнековые, ковшовые, на любой вкус, перекидывая зерно с места на место. Женщины и мужчины примолкли от усталости, и вяло махали мётлами и деревянными лопатами. Дед, Фёдор Алексеевич, читал газету через толстые очки и уже привёл из дома кобеля Амура. Он всегда на ночь усиливал охрану своей собакой.

В час ночи подлетел последний ЗИЛ. Упала роса и конвейер остановился. Все оживились и двинулись домой. Я всё повыключал, оставив только три прожектора по периметру. Обесточил сушилку, опломбировал силовой шкаф и пожав руку осунувшемуся деду, вышел за ворота. Провожал меня лязг замковой цепи, да Амур радостно гавкающий на хозяина. Устало двигаясь вдоль уснувших домов, я заметил, что молодёжь ещё не спит, кое где на лавочках светились точки сигарет. Впереди темнела громада клубного сада и белела тропинка бокового прохода. Меня почему-то вдруг потянуло туда. Подходя ближе к центральному входу я увидел знакомую одинокую девичью фигуру. И тут же, как назло вступил в какую-то мягкую реальность, только на секунду я отвлекся, чтобы обтереться об траву и когда поднял взгляд на крыльце было пусто! Медленно поднявшись по ступенькам я потрогал замок и вздохнув от досады почувствовал ….. тот же запах духов…

На следующее утро наступила реальная осень. Часов до одиннадцати природа раздумывала, быть ли дождю. Роса напоминала изморозь, трава, заборы, крыши, листья деревьев, подсолнухи, цветы в палисаднике потяжелели. Живность во дворе затихарилась. Ново-Лежнево предстало в новом качестве, она запахла березовым дымком и картофельной батвой. Толком не выспавшись, мне пришлось топать на мехток вместе с неунывающими учениками местной восьмилетней школы, удивляясь как не много я от них отличаюсь. Мне ужасно хотелось на урок, в тёплый класс, а не в сырую даль. Заполнив по-быстрому все журналы и вписав смену, я лихо сорвал вчерашнюю пломбу, опробовал все моторы вентиляторов и транспортёров, они не подвели и взвыли как полагается. Управляющий отделением довольный улыбнулся и увёз меня на дойку, ведь обязанностей у меня теперь было хоть отбавляй.

Через двадцать минут батутной езды нам на встречу попался «колобок», на женском велосипеде, он закончил утреннюю дойку и спешил на городской автобус. УАЗик управляющего остановился, электрик отстегнул цепочку с ключами и протянул мне.

– Николай смотри, только два дня, – пригрозил начальник, тот мотнул головой в знак согласия, а у меня поселились мутные сомнения.

Они испарились едва мы перевалили гребень холма, все лето я не переставал восхищаться, перед нами простиралась «наша уральская Швейцария». Живописные перелески, разрезающие пространство до далёких холмов, четыре стада неторопливо расходящихся по противоположным сторонам от летней дойки, речка Хмара, местные мне так и не объяснили её названия, у подножия ближнего холмика родившая заросли камыша и осоки. И наконец каменистый, а потому чистый пятак самой дойки, своей начинкой маленького химического завода, индустриально завершая симметрию ландшафта. Вопреки убеждениям, дойка была сухая и чистая, местные бурёнки на ней как-то не гадили. А возле вагончика, где женщины переодевались, были две клумбы цветов, и даже у будки сторожа. Ну прямо, Тироллия или Лотарингия, если бы не отборные, волшебные заклинания, местных пастырей изобличающих в них наших пастухов, а по записям в трудовых книжках – животноводов, чётко различимые с расстояния до двух километров и более. Вообще-то после передачи ключей, делать нам в этой красоте было нечего и мы развернувшись, сразу двинулись в обратную сторону, чем удивили вышедшего нам на встречу сторожа.