Фьора Бельтрами - Под пеплом тлеющие угли. По мотивам романа «Три мушкетёра» Александра Дюма-отца

***

У первой встречной пожилой крестьянки, идущей из леса в деревню с вязанкой хвороста, я узнала, что Оливье восстановил свой замок и теперь время от времени приезжает в Берри – как позволяет служба – чтобы больше бывать в своей заново отстроенной обители. Это известие стало для меня неожиданным потрясением. Оливье в Берри, он здесь?..

«Почему бы ему и не быть здесь, если он у себя дома?» – поддел меня внутренний голос.

Значит, есть шанс, что я вновь его увижу! Вот только как он встретит меня? Не велит ли пинками гнать из его владений, тогда как я уповаю лишь на его милосердие к уничтоженной и сложившей оружие противнице? С холодным презрением, скрывая негодование, отвергнет или явит пример великодушия, протянув руку помощи, хотя никаких причин делать это у него нет? Не получится ли так, что весь путь я и Жанна проделали зря?.. Этими вопросами я задавалась, мучая саму себя, всю дорогу до замка. С одной стороны, я хотела застать Оливье в его доме. Я предвкушала эту встречу, ждала её с радостным нетерпением, прокручивая в голове различные варианты её благоприятных исходов. А если посмотреть с другой стороны?.. Я боялась того момента, когда я и Оливье столкнёмся лицом к лицу, равно как и желала…

«Если страх заползает змеёй под кожу,

Будь храбрей, не давай ему ранить больно».

Одна часть меня не уставала верить, что Оливье не прогонит жену с её дочерью из своих владений. Другая часть меня панически боялась судьбоносной встречи и молила Бога, только бы Оливье не было дома, только бы его не застать! Хотя бы ещё на один день отсрочить неминуемое…

Но уже поздно было отступать, когда я и Жанна, наконец-то, добрались до заветной цели… Поздно уже мне отступать назад теперь, стоя на пороге его замка и стуча в массивные двери, не отпуская руки Жанны, свято веря в то, что это придаст мне сил…

Pov. Жанна.

К некоторому моему сожалению, самого владельца замка мы не застали у него дома. Как нам сказал молодой мужчина не старше средних лет, открывший двери и впустивший нас, благородный дворянин сейчас находится в Париже. Слуге мама представилась мадам Катрин, графиней де Браве из Оверни, кузиной его господина, приехавшей со своей дочерью повидать родственника. Марса же двое других слуг отвели в конюшню. Замок давнего маминого знакомого, некоего графа де Ла Фер, не мог не восхитить меня строгой элегантностью и какой-то даже величественной красотой, лишённой малейшего намёка на помпезность и вычурность – как снаружи, так и внутри.

«Интересно, а граф де Ла Фер добрый, как мама рассказывала?» – думала я, держа за руку маму, следуя за немногословным слугой и поднимаясь по лестнице. Если не ошибаюсь, слугу зовут Гримо.

– Да, мой кузен Оливье всегда отличался изысканным и утончённым вкусом, – заметила мама, проходя в просторную ванную комнату следом за Гримо, выразив своё мнение о родовом замке графа.

Только я прекрасно знала, что граф Оливье де Ла Фер, как зовут хозяина владений, далеко не мамин кузен и уж точно не мой дядя. Маме пришлось представиться Гримо кузиной графа де Ла Фер из Оверни, иначе бы наш визит мог повлечь за собой ненужные расспросы. Но Гримо, к счастью, удовлетворился маминым объяснением, ибо сам был не из любопытных и не словоохотливым.

– Мадам, мне помочь Вам нагреть воды? – учтиво спросил Гримо у мамы.

– Да, помощь мне действительно не помешает, – ответила мама, чуть улыбнувшись, и эта улыбка волшебным образом преобразила её худое и бледное лицо, зажгла умиротворяющим огоньком её небесно-голубые глаза с тёмными кругами от постоянных недосыпаний. Мама в последнее время нечасто улыбалась, даже крайне редко. Да и не было у неё сил и желания натянуто улыбаться. Искренней и открытой улыбкой она могла улыбаться только мне.

Эти полтора с лишним года, что я и мама изъездили едва ли не всю Францию, были очень для нас трудными и судьбы наши висели на волоске. Никакой уверенности в нашем с мамой будущем, представлявшимся мне подёрнутым туманной дымкой, и безопасности. Не было такого, чтобы я и мама прожили на одном месте спокойно хотя бы два месяца. Кардинал Ришелье не жалел средств и усилий, преследуя маму, намереваясь устранить. Хоть мне и десять лет, но я не дурочка.

Наверно, это всего лишь останется моей догадкой, но кардинал, перестав нуждаться в услугах моей мамы как агента, решил от неё избавиться любой ценой, объявив в розыск как вероломную изменницу Франции, действующую на стороне Англии. Всё потому, скорее всего, что мама знает нечто очень важное, представляющее собой государственные ценные сведения… Нечто такое, что Ришелье навсегда хочет сохранить в тайне. Тогда становится чуть более понятно, из-за чего перевернулась с ног на голову наша с мамой привычная жизнь, и почему маму столь рьяно разыскивают кардинальские ищейки.