Клари Ботонд - В садах чудес

— Не могла же я запретить ей! — сказала Анна.

— Ты могла намекнуть. Ты могла наконец сказать, что здесь наша дочь. Девочке тринадцать лет!

— Она не в первый раз видит тетю Катрин.

— Я предпочел бы, чтобы она никогда не видела ее.

— Что за преувеличения, Поль! Катрин приезжает каждое лето.

— Лучше бы она не приезжала вовсе! Я уверен в ее дурном влиянии на нашу дочь!

— Но Марин мало времени проводит с ней. И потом Катрин — мать Мишеля. Как можно препятствовать тому, чтобы она виделась со своим единственным сыном!

— Но ты ведь знаешь, Катрин — лесбиянка! И эта ее так называемая подруга! Совершенно ясно, каковы их отношения!

— Поль, милый, успокойся! Не надо делать трагедию из мелочей. Катрин захотела приехать с подругой. Что здесь такого страшного? Я не первый день знаю Катрин. Она никогда не позволит себе ничего дурного; ничего такого, что могло бы плохо повлиять на нашу дочь.

Она говорила мягко и даже чуть смешливо. И, не дожидаясь очередных возражений Поля, прошла в дом. Завтра утром приедут Марин и Мишель, за ними — Катрин со своей подругой. Надо приготовить комнаты.

За эти годы Анна из худенькой нервной девушки превратилась в цветущую, еще молодую женщину, изящную и уверенную в себе. Долгое выздоровление после катастрофы, несколько тяжелых операций преждевременно состарили Поля. Теперь казалось, что он намного старше своей жены. На щеках и на лбу пролегли глубокие морщины, глаза впали и выцвели, волосы поредели. Но он чувствовал, что Анна по-прежнему любит его. Ведь, несмотря на перенесенные несчастья, он оставался мужчиной, сильным и нежным, ее единственным мужчиной!

Анна открыла дверь кладовой — надо отобрать свежее постельное белье. В углу стоял старинный деревенский сундук. Прежде, давно, в таких сундуках хранили приданое. Анна подняла тяжелую резную крышку. Дерево ссохлось и потемнело от времени. Анна уже не помнила, что же в этом сундуке. Она вспомнила, как Поль рассказывал, что этот сундук куплен его отцом на какой-то распродаже.

Что же она сюда положила? А ведь что-то положила! Анна увидела содержимое сундука.

Два платья и накидка. Разом припомнились все ее тревоги. Платье цвета луны, платье цвета зари… или солнца? Плащ цвета времени! Но ведь все хорошо! С теми предчувствиями, смутными предощущениями чего-то ужасного покончено навсегда! Она живет полной жизнью любящей и любимой женщины. У нее есть дочь! Нет, двое детей. Ведь и Мишель ей — как сын. Боже, какие странные переливчатые ткани! Кем и когда они сработаны? В памяти всплыла та далекая ночь, когда Поль был таким резким и молчаливым, ночь зачатия ее девочки. Анна откинула ткани. А вот и портрет Мишеля. Темная бронзовая рама, мелкие трещинки холста. Теперь Мишель старше, чем этот мальчик на портрете, одетый по моде начала девятнадцатого века. Да, удивительное сходство. Анна решительно опустила крышку сундука. Затем, собрав белье, чистое и пахнущее лавандой, вышла из кладовой.

Утро было таким, каким и полагается быть летнему утру, то есть ясным, погожим. В кухне суетилась толстуха Барб, кормилица Мишеля. Несколько лет тому назад Барб овдовела и теперь была в деревенском доме Поля кем-то вроде домоправительницы. Анна не терпела прислуги, предпочитала делать все сама. Но с Барб они ладили. Летом к толстухе Барб наезжал ее младший сын, молочный брат Мишеля. Он работал в Париже механиком. Долговязый хрупкий Мишель и приземистый, крепко сбитый Дени представляли собой несколько комическую пару. Деревенские девушки хихикали, когда эти двое молодых людей направлялись через деревню к реке — поудить рыбу. Впрочем, рыболовы они были не очень удачливые. Им, как говорил Мишель, «доставлял удовольствие сам процесс ужения».

Марин бегом бежала по лужайке навстречу огромному кудлатому псу, заливавшемуся добродушным звонким лаем.

— Мук! Мук! Старый дружище!

Девочка присела на корточки, обхватив пса за шею, и целовала его прохладный нос. Почувствовав на себе чей-то взгляд, она смутилась. Отпустила собаку, поднялась и произнесла чуть нарочито небрежно:

— Привет, Дени!

— Здравствуй, Марин.

— По-прежнему собираетесь с Мишелем отсыпаться у реки с удочками в руках?

— Кажется, у Мишеля на это лето другие планы. Он собирается основательно заляпать красками холсты.

Марин фыркнула, но сдержала смешок и, свистнув собаке, с независимым видом пошла через лужайку на шоссе — встречать отца. Он поехал на станцию — привезти Катрин. Когда при ней говорили «тетя Катрин», «скажи тете Катрин», «позови тетю Катрин», губы девочки кривила ироническая улыбка. Если кому прямо противоположно наименование «тетя», так это Катрин!