Мария Галина: И все деревья в садах

— Что, — спросила она, — никого не осталось?

Он покачал головой.

— Ну ты же знаешь, как оно бывает…

Над поселком стояло сизое марево — процессы распада и синтеза шли стремительно, нагревая и мертвую органику, и вьюнок. Вьюнок уже перевесился через глинобитные стены, один усик, трепеща, обвил Яну щиколотку и тот брезгливо отдернул ногу.

— Понятия не имею, как оно бывает, — пробормотала Фей.

Она охватила ладонями плечи и вздрагивала будто от озноба — на таком-то солнце.

— Ну как же, — пробормотал он, — просто приходят, и все…

Водонапорная башня уже обрушилась под весом оплетшего ее вьюнка. Усики жадно пили воду.

— Они же недавно отделились, — не сдавалась Фей.

— Значит, поздно отделились. Или скудно. Мало кому хочется — на новом месте.

— Раньше так не было, — упорствовала Фей.

— Ну да, ну да, — устало согласился он. Спорить не было сил.

С другой стороны, Фей-то права. Сначала — города. Потом крупные поселки. Чем больше людей, тем больше шансов, думал он, это как бабочки летят на свет… Чем ярче свет…

Огораживающая поселок стена была цела, понятное дело. Он сплюнул в пыль.

— Пойдем отсюда, — Фей расплакалась, — скорее пойдем!

— Погоди, только воды наберу.

Он выстрелил в зеленую массу, оплетавшую бак — усики отдернулись. В железных обломках еще сохранилось немного воды — она отдавала ржавчиной, но он погрузил в нее флягу и держал, пока последние пузырьки воздуха не лопнули на поверхности, подернутой радужной пленкой. Фей продолжала плакать у него за спиной. Это раздражало, но он на нее даже не прикрикнул — хотя бы ясно, где она и что делает.

Наконец, он обернулся, держа флягу в руке. Она продолжала плакать. Слезы прочертили светлые дорожки по щекам, по пыльной шее, теперь стало видно, что кожа у нее светлее, чем покрывавший ее слой грязи.

Он подошел, отстегнул от пояса ее флягу. Она даже не заметила. Продолжала плакать.

— Ну перестань, — неловко сказал он, цепляя флягу обратно ей на пояс, — ну что поделаешь…

Вода им досталась на обратный путь, вот и все. Остальное — швейные иглы, сменные пластины для солнечных батарей, все, за чем они шли, было погребено под этой зеленой опарой.

— Ладно, — сказал он, — пошли. Цикл у них короткий.

Она опустила голову, рассматривая сбитые башмаки.

— Они же одиночек не трогают.

— Ну, просто противно…

Башмаки ей так и не справили, подумал он огорченно.

— Может, это… Дойдем до Овражков?

Она отчаянно затрясла головой.

— Домой! Домой хочу!

«Почему они открыли? — думал он. — Почему впустили?» Впрочем, в общих чертах понятно — почему. В общих чертах все знали, как это происходит. Точно не знал никто.

Наверное, все дело в запахе.

Оглядываться он не стал. Отлично знал, что там, под этой зеленой, вздымающейся и опадающей опарой.

— Ладно.

Они отошли еще на несколько шагов, когда Фей снова вцепилась ему в руку.

— Ну что там еще? — устало спросил он.

— Давай… Ян, пожалуйста… свяжись с ними… как они там…

— Да никак. Хочешь их совсем напугать?

— Мы не скажем. Просто спросим, как они там — и все… Скажем, что идем домой.

— Может, все-таки… до Овражков? Они вроде поменьше.

— Еще меньше? — она с горечью оглядела глинобитный забор. Отсюда уже было видно, как тот загибается, огораживая поселение, — но, Ян… еще меньше, это ж почти как наш хутор!

Он непроизвольно стиснул зубы, потом бросил на землю вещмешок, вытащил рацию.

Какое-то время в наушнике раздавался лишь треск атмосферных разрядов. Потом, долгое время спустя, ломающийся голос неуверенно спросил:

— Папа?

— Да, командир. У вас там все в порядке?

— Да, папа. Закончили полив.

— Сейчас?

— Да что ты, папа. Еще утром.

— Ладно, — пробурчал он. — Как плакса?

— Плачет, — хихикнул сын.

— Ладно. Скажи ей… мы скоро будем. Воды подкачай еще. Только это…Вручную, ладно?

— Ну, — недовольно пробурчал мальчик.

— Сказано же!

— Да ладно, сделаю. Вы там как? Все успели?

— Ну…

Он помолчал.

— Не открывай ворота, слышишь. Сидите за оградой и ни шагу.

— Да я знаю. А что…

Треск…

Он выключил рацию. Пожалуй, он был рад, что связь прервалась.

— Ну как? — Фей вцепилась загрубелой рукой ему в плечо. Ногти обломаны, с черной каймой.

— Да в порядке все. Я ж говорил.

И чего зря беспокоиться? Хутора они не трогают.

— Ты велел ему накачать воды вручную? — она успокоилась и теперь завела привычную песню.