Лиз Филдинг - Колючая звезда

Падение совершалось медленно, она долгое время спускалась с вершин, на которые была вознесена, и какое-то время в спальне было слышно только их неровное дыхание.

Но вот Габриел прижал Клаудию к себе и натянул на них обоих одеяло. Она чувствовала себя просто великолепно, как давным-давно потерявшееся дитя, которое наконец обрело дом. Но она все еще дрожала от интенсивности пережитых ею ощущений. Пугало к тому же молчание, повисшее в комнате. Неужели произошедшее между ними не имеет для него значения? Но, с другой стороны, ей не хотелось, чтобы он чувствовал себя загнанным в ловушку. Нет, он должен знать, что свободен и может уйти в любую минуту. Откинув голову, она посмотрела на него. Он зарылся лицом в подушку, закинутая за голову рука скрывала его, и она не могла понять, что он испытывает.

– Габриел, – прошептала она, стараясь привлечь его внимание.

– Ммм… – Он не пошевелился.

– Я подглядывала за тобой, когда ты купался в озере.

Он повернулся и взглянул на нее, его глаза были какими-то пустыми, и сердце ее сжалось от мысли, что она совершила ужасную ошибку. Но он приподнялся и нежно поцеловал ее в губы.

– Если будешь вести себя хорошо, позволю тебе прогуляться вдоль озера и даже постоять на моих мостках.

– Я не могу ждать, – сказала она, обвиваясь вокруг него руками и уткнувшись лицом в его грудь, чтобы легче было удержать слезы, которые прожигали веки.

– Завтра. А сейчас надо спать.

Но Клаудия не могла спать. Впрочем, как и Габриел. Какое-то время они оба лежали очень тихо, затем она села.

Габриел нашарил в темноте спички и зажег свечку.

– Что опять случилось? – спросил он, поворачиваясь к ней. – Ты чем-то озабочена? Потому что я ничего не говорю? – Видя, что она молчит, он продолжал: – После Дженни у меня никого не было. Ты не должна расстраиваться.

Расстраиваться? Она и не расстраивается, не терзается угрызениями совести из-за того, что затащила его в свою постель. А он, очевидно, решил, что она нуждается в утешении. Хорошо, она не станет выводить его из заблуждения. Но напоследок озадачит его сонный разум.

– Ты должен знать, Габриел, что я не девочка для случайных связей.

Он приподнял подушки и сел, опершись о них спиной, потом протянул руку и прижал ее к своему плечу.

– Я начинаю думать, что твоя репутация создана газетчиками вовсе не сдуру и не в самый их бездарный день.

Она удобно устроилась у него на плече.

– Даже газетчикам кое-что иногда удается, Габриел. Я нередко позволяла себе поразвлечься вволю. Но неудобство заключается в том, что, когда носишь известное имя, нельзя себя плохо вести. Малейший неблагоразумный поступок, бестактная болтовня.

Воспоминание заставило ее передернуться.

– Ты, должно быть, всегда с удовольствием предоставляла материал для колонок сплетен?

– Ну, если девочка хочет везения и удачи в театре, она стремится, чтобы ее заметили. И в восемнадцать мне все еще по-детски доставляло удовольствие досаждать отцу.

Она вздохнула, и сейчас испытывая чувство вины.

– Клаудия…

– Лучшая моя роль была отмечена всеми комментаторами в неодобрительном и даже слегка непристойном стиле, мол, хоть я и выгляжу как моя мать, но кое в чем другом ничуть на нее не похожа.

Она почувствовала, что Габриел напрягся, поняла, что причиняет ему боль, и попыталась от него отстраниться. Но он быстрым движением удержал ее.

– А ты еще и поощрила их в этом, не так ли? Сыграла на своем сходстве с матерью и на разности вашего поведения?

– Мои поздравления, Габриел. Ты выиграл первый приз.

– Почему ты ее так ненавидишь? – Она хотела его перебить, но он не дал ей этого сделать. – Должно быть, тому была причина, Клаудия. – Он сел, повернув ее к себе. – Мне ты можешь сказать. Я знаю, что значит ненавидеть кого-то.

– Знаешь? – Она пристально смотрела на него, ища в его лице хоть какое-то чувство, но ничего там не обнаружила. – Ты просто не поверишь. Да и кто бы поверил?

Наступило молчание. Казалось, он борется с чем-то, погребенным глубоко внутри его памяти, и никак не может решиться заговорить. Но все-таки он заговорил:

– Дженни, моя любимая жена Дженни, так отчаянно стремилась стать всемирно известной альпинисткой, что в попытках достичь этого готова была пожертвовать жизнью. Весь смысл ее существования сводился к риску, и коль скоро я рисковал на деловой, если можно так сказать, основе, то она это делала из прихоти, и остановить ее я не мог. К несчастью, ее амбиции были столь велики, что вместе с собой она утащила на тот свет и нашего ребенка.