Сьюзен Лоу: Сердечные тайны

– Я думала, что ты не хочешь больше, чтобы я тебя спасала.

Он широко улыбнулся.

– Иди сюда и спаси меня, Бесс. Мне просто необходимо обнять тебя.

На столике возле постели горела одна свеча. Джонатан смотрел на свою спящую жену, крепко сжимая ее в объятиях. Но он не мог терять драгоценное время на сон.

Она вздохнула и пододвинулась еще ближе к нему. Посмотрев на него, она улыбнулась.

– Привет, – нежно сказала она. – Ты проснулся?

– Я и не спал еще.

– Да? – Бэнни потянулась. – Мне стыдно. А я-то думала, что порядком утомила тебя.

– Ну, не больше, чем я тебя.

Он нагнулся и поцеловал ее. Но Бесс сразу же почувствовала что его что-то… беспокоит.

– Нет! – резко сказала она, оттолкнув его руки, и села на кровати. – Ты не вернешься туда, Джонатан.

Удивившись только на секунду, он тоже сел.

– Я должен, Бесс.

Почувствовав, что сейчас заплачет, она попыталась пошутить, чтобы отогнать слезы.

– Нет, мне это уже порядком надоело. Каждый раз, когда мы спим вместе, ты убегаешь на войну. У женщины могут появиться разные мысли.

– Это мой долг, любимая.

– Ты думаешь, меня волнует этот твой долг? Она слышала о людях, которые не в силах пережить то, что они совершили во имя долга, рисковали своей жизнью, как бы ища себе наказание.

Ее трясло от страха за то, что и Джонатан поступит так же.

– Бесс, – беспомощно сказал он. – Разве я не был прав, думая, что мы хотим иметь много детей? Как это и заведено в хороших американских семьях?

– Это будет трудновато, если тебя не будет постоянно рядом. Я не смогу забеременеть. Он вздохнул. Он бы отдал все свои богатства за то, чтобы остаться с ней. Но есть вещи гораздо важнее.

– Я хочу, чтобы наши дети росли свободными. В стране, где их ценили бы. Где все, чего они могут достичь в жизни, было бы определено только их талантом и упорством. И если я должен сражаться за это, я буду сражаться.

Она крепко обняла его.

– Я так боюсь.

– Я тоже. Но сейчас для меня все стало гораздо важнее, Бесс. Раньше я сражался только за свою страну. А теперь я буду воевать за нас и наше будущее. И на этот раз я смогу делать это открыто.

– Но теперь это для тебя гораздо опаснее. Если тебя схватят, ты ведь будешь не просто пленником.

– Я буду изменником, – сказал он ровным, стальным голосом. – Думаю, мне нужно просто постараться не попасть в плен.

– Ты просто обязан постараться, ради меня.

Он поднял ее голову и посмотрел прямо в глаза.

– Ты ведь не думаешь, что я собираюсь оставить тебя навсегда? После того, как я так долго ждал и искал тебя? После всего, что мы пережили вместе? Я хочу, чтобы ты мне это сказала, Бесс. Я хочу, чтобы ты сказала мне, что веришь, что я вернусь.

Она улыбнулась ему. В ее глазах, за непролитыми слезами, светилась уверенность.

– Ты вернешься ко мне, я знаю.

Наступила весна 1783 года, и полковник Джонатан Шайлер Лэйтон, наконец, возвращался домой. Он не замечал дороги. Его глаза, его внимание были прикованы только к скромному, выкрашенному белой краской домику, расположившемуся на самой опушке Финнинганского леса, среди огромных вязов.

В одном из окон верхнего этажа горела одна единственная свеча. Он почти ощущал ее тепло. Огонек был маленьким, ровным. И горел только для него. Он знал, что эта свеча горела там уже больше восьми лет, днем и ночью. Каждый раз, когда он вырывался домой, он видел эту свечу – символ веры в то, что он вернется когда-нибудь навсегда.

На этот раз ему не придется уходить. Тихо, не желая разбудить своих домочадцев, он открыл дверь. Войдя в дом, остановился, вдыхая знакомые запахи. Он поднялся по центральной лестнице. Сам он сделал здесь немного. Все строил его тесть. Но он был рад, что все-таки успел хоть к чему-то полезному приложить руку.

Джонатан остановился в первой комнате направо. Две маленькие кроватки под белыми покрывалами. Его девочки. Он не знал, сколько здесь простоял, внимательно вглядываясь в спящих дочек, с радостью отмечая, как они выросли, как похорошели с тех пор, как он видел их в последний раз. Шесть лет одной и четыре года другой! Господи, на что он потратил эти годы? Ему на глаза навернулись слезы, когда он подумал, сколько важного в жизни упустил и уже никогда не увидит.

Пусть спят спокойно. В следующей комнате, залитой лунным светом, колыбели спала гордость дедушки Джоунза – Кэдваллэдер. Кэд, обожая своих двух внучек, оставил уже всякую надежду на то, что его дочь подарит ему внука. Когда он услышал его имя, то от гордости у него чуть не отлетели все пуговицы на куртке.