Джудит Гулд: Чертовски богат

Одаренная несравненным периферийным зрением, Бэмби мгновенно уловила краем глаза появление миллиардера. И понимая, что ей выпал один шанс из тысячи, времени зря терять не стала. Как бы непроизвольно – якобы затем, чтобы убедиться, что портрет Ромни висит правильно (в действительности он и висел, как надо), она сделала шаг назад, потом еще один и еще, пока не уткнулась прямо в живот своей жертве.

– Ой! – Глаза ее расширились в притворном ужасе, ладонь взлетела ко рту. Обернувшись, она выдохнула своим хорошо поставленным голосом примерной девочки: – Ой, ради Бога, извините.

Голдсмит отнюдь не был слепцом и хорошо разглядел ожившую куклу Барби двадцати четырех лет. Высокая, пышнотелая, отлично ухоженная, Бэмби Паркер будто сошла с картинки: кожа, лицо, фигура, белоснежные, словно ламинированные, зубы и плюс ко всему умение похлопать длинными золотистыми ресницами перед тем, как скромно потупить очи.

В общем, это была овеществленная мечта Голдсмита – голубоглазая, бесподобно сложенная блондинка.

Взаимное разглядывание растянулось секунд на пятнадцать.

Если Голдсмит видел перед собой ожившую куклу Барби, то Бэмби Паркер – толстяка, приволакивающего при ходьбе кривые ноги сорок шестого размера. Но это не имело никакого значения. У него было то, с чем не могли бы поспорить несравненные красавцы, – власть.

Быстро была достигнута молчаливая договоренность, и Роберт А. Голдсмит, абсолютный профан в живописи, которому было совершенно наплевать на самого гениального художника, обнаружил неожиданно острый интерес к старым мастерам. Он любезно отпустил Фейри, дипломатично заметив, что в качестве «эксперта отдела» Бэмби (тогда еще «мисс Паркер») отлично справится с обязанностями гида.

Фейри, которому вовсе не хотелось портить отношения с человеком, который, как он предполагал (и совершенно справедливо), скоро станет его шефом, быстро сообразил, что к чему, и исчез со сцены.

Едва он вышел из зала, как Голдсмит сказал с плотоядной улыбкой, обращаясь к Бэмби:

– У меня предчувствие, что вы многому можете научить меня, юная леди.

– А у меня предчувствие, что вы окажетесь примерным учеником. – Бэмби хихикнула и энергично захлопала ресницами.

По прошествии недолгого времени они оказались на заднем сиденье его автомобиля, где Бэмби в первый раз предъявила свои верительные грамоты специалиста в области сексуальных наук.

Какое-то время Роберт, тяжело дыша и не открывая глаз, полулежал на сиденье. Бэмби тем временем устроилась рядом и поспешно занялась косметикой. Вскоре ее лицо сделалось похожим на палитру с господствующими ярко-оранжевыми и перечными тонами.

– Ну что же, Роберт, – деловито сказала она, – я всегда в твоем распоряжении. Всегда! – Бэмби со значением посмотрела на него.

Выходя из машины, она улыбнулась и помахала рукой.

– Пока, – прошептала она голосом примерной девочки.

Голдсмит рассеянно кивнул, откинул шторки с окон и опустил матовую перегородку, отделяющую его от переднего сиденья.

– В контору, – коротко бросил он шоферу-телохранителю, бывшему боксеру со сплюснутым носом.

На пути к Уолл-стрит Голдсмит открыл кейс, извлек из него проект отчета о деятельности «Голдмарт» в третьем квартале и, прежде чем погрузиться в его изучение, бегло обозрел свои взаимоотношения с Бэмби Паркер.

Пожалуй, ему не следовало бы так откровенно проявлять свои чувства, но дело в том, что секс ему нужен, как и всякому, возможно, даже больше, чем всякому. А в этих бумагах и отчетах нет ничего, что могло бы сравниться с сеансом секса, который дает ему зарядку на целый день.

Ну да ладно, с глаз долой – из сердца вон. Голдсмит зашелестел бумагами.

– Мисс Тернер!

Голос был тонкий, но господин, просунувший голову в полуоткрытую дверь кабинета, еще субтильнее.

– Не помешаю?

– Мистер Споттс! – хором воскликнули Кензи и Арнольд, одновременно откатываясь от столов и вскакивая на ноги.

– Стало быть, вы вернулись! – радостно воскликнула Кензи, и все трое заключили друг друга в объятия.

Споттс поцеловал Кензи в лоб и отеческим жестом растрепал Арнольду волосы. Затем, внимательно рассмотрев обоих поверх очков, сидящих на самом кончике носа, сказал:

– Да, я вернулся. По крайней мере пока, мои дорогие, пока... – Он прикрыл ладонью рот и откашлялся. – Но об этом позже.

Разговаривая со Споттсом, Кензи приходилось задирать голову. Роста он, при своем тщедушном телосложении, был высокого. Правда, из-за сильного остеопороза ему приходилось сутулиться. Глаза у него были цвета влажного топаза, череп – лысый, несколько длинных прядей седых волос он зачесывал назад, а кожа на темени просвечивала, как у всех стариков. Одет он был, как всегда, превосходно: сшитый на заказ тесно-серый шерстяной костюм, светлая рубашка в полоску, безупречно завязанный бордовый галстук в мелкую горошину и в тон ему платок, выглядывающий ровно настолько, насколько положено, из верхнего кармана пиджака.