Уильям Голдмен: Дело в том, что...

– Наверно, здесь лежит Веллингтон, – сказала Лайла, – и Нельсон. А может быть, они похоронены в Вестминстере. Я не помню.

Оказавшись в подземелье, Эймос дотронулся до руки жены и прошептал:

– Смотри, он здесь, – и показал на усыпальницу Рена, – великий человек, создавший это чудо, – и попросил Лайлу: – Прочти, что там написано.

Лайла, как признанный лингвист в семье, прочитала:

– Lector, si monumentum requiris circumspice». Это значит: «Читатель, если ты ищешь мне памятник, оглянись кругом». Что-то в этом роде. – Она отошла от них, направляясь к Веллингтону и Нельсону.

Эймос остался около могилы Рена. Когда стал неоспоримым тот факт, что весь мир признал «Фрэнси», нахлынувшее на всех очередное наваждение, Эймос находил в этом для себя надежду, что теперь в любом случае, даже если он больше не напишет ничего выдающегося, в возрасте тридцати одного года он уже обессмертил свое имя, о нем обязательно напишут некролог в «Нью-Йорк Таймс». В своем роде он причастен к вечности, и «Фрэнси» будет его памятником.

Теперь, глядя на творение Рена, он пришел в отчаяние. Почему-то вдруг вспомнил Кретлоу, своего музыкального редактора, и представил, как тот говорит: «Послушай, не надо мне заливать про твоего Рена, ставлю пять против десяти, он и тысячи не заработал на всем соборе, не говоря уже о том, что отдал часть подрядчикам. Оставь его себе, дай мне Ирвинга Берлина – и я буду счастлив!».

– Мы сейчас пойдем в Галерею Шепотов. Я пойду впереди, как договорились, – послышался голос Джессики.

Эймос обернулся, выходя из глубокой задумчивости.

Джессика побежала к выходу, напевая на мотив «Волшебника из страны чудесной Оз»: «Вот мы идем, мы идем. О, мы идем…». Это была песенка ее собственного сочинения, и она напевала ее часто во время их путешествия. – Идем же!

Эймос и Лайла последовали за дочерью наверх и снова очутились в центре собора.

– Мне кажется, нам туда. – Лайла показала на проход справа, в южном направлении от центра.

– Как вы посмотрите, если я отправлю вас одних?

Джессика остановилась как вкопанная:

– Но ты же сказал, что пойдешь туда.

– Ты можешь идти, Джером. Вместе с мамой. А я посижу здесь и рассмотрю все повнимательнее, как настоящий турист…

– Но ты сказал…

– Правда, мне надо немного посидеть.

– Ты ей обещал, Эймос.

– Обещал, обещал…

Эймос тяжело вздохнул.

– Означает ли это, что ты идешь? – спросила Лайла.

Эймос кивнул:

– Но ненадолго. Потом я все-таки посижу здесь.

– Мы все идем в Галерею Шепотов. И я пойду первой, – обрадовалась Джессика.

Они купили билеты на галерею в окошке, рядом с которым шла наверх крутая винтовая лестница. Когда начали подниматься, Джессика попросила:

– Папочка, придумай песенку.

И Эймос послушно запел:

– Мы все идем в галерею, за редиской и пыреем…

– Какая-то бессмыслица, – заметила Джессика.

– Но ты же не заказывала слова со смыслом, Джерко.

Они продолжали взбираться.

Медленно продвигаясь наверх по правой стороне, они встречались с людьми, спускавшимися вниз, и каждый раз при такой встрече Джессика сообщала:

– Мы идем в Галерею Шепотов.

– Где же она, наконец? – взмолился Эймос.

– Наверху, – коротко ответила Лайла. Теперь они продвигались медленнее.

– Надо было мне взять свои кеды, – заметил Эймос. Подъем продолжался.

– Эй, Джулиус, – позвал Эймос, – что там в твоей книжке говорилось про эту галерею, помнишь слова?

Джессика, опередившая родителей на полдюжины ступенек, не оборачиваясь и не останавливаясь, ответила:

– Там сказано: «При посещении собора Святого Павла не упустите возможность побывать на Галерее Шепотов. Ни при каких обстоятельствах».

– Там не сказано, где она находится, поточнее?

Джессика нетерпеливо обернулась:

– Я уже тебе говорила, и говорила, и говорила. Ты просто обязан научиться быть внимательным.

Это было одно из выражений Лайлы, и Эймос засмеялся, несмотря на то, что уже некоторое время чувствовал периодически повторяющуюся боль в пояснице.

– Взвод, стой! – скомандовал он. Лайла продолжала подниматься.

– Если я сейчас остановлюсь, я никогда и ни за что не смогу снова начать подъем, – отозвалась она. Ни она, ни Джессика не остановились. Некоторое время Эймос продолжал карабкаться вслед за ними. Поднимаясь, смотрел наверх, пытаясь рассмотреть конец пути.

Но лестница казалась бесконечной.

– Похоже на Диснейлэнд для садистов. – Эймос старался успевать за Лайлой. Боль в спине была теперь постоянной, вдруг начала ныть правая нога. Он редко выражался и еще реже впадал в ярость, но если бы боль в спине существовала отдельно от него, была одушевленной вещью, он убил бы ее медленно, получая при этом огромное удовольствие, употребляя самые грязные ругательства.