Лисса тщетно пыталась освободить руку.
— Пожалуйста, не скромничай, а то создашь у людей неверное представление о себе.
— Ну, ты же знаешь меня, — ухмыльнулся Роум. — Я самый скромный парень на свете.
Самодовольное выражение его лица опровергало это утверждение. Его рубашка была распахнута на груди, и, выдернув руку, Лисса только и могла сказать:
— Скромность — не совсем то слово, которое приходит на ум при виде тебя. И потом, почему ты не застегнешь свою рубашку?
— Сегодня жарко, — объяснил он.
— По термометру сейчас всего двадцать два градуса, — возразила Лисса.
— Да, но позже станет жарко, — стоял на своем Роум. Он всегда предпочитал, чтобы последнее слово оставалось за ним.
— Максимальная температура, которую обещали на сегодня, — двадцать три градуса.
— Вот видишь, — торжествующе сказал он, — будет жарче.
Лисса в отчаянии воздела руки к небу. Что бы она ни говорила Роуму, всегда было как об стену горохом. Он просто беззаботно шагал по жизни, усеивая пройденный путь женскими сердцами.
«Разбитыми, но, — мысленно вставила она, — очень счастливыми сердцами».
Набежавший ветерок набросил прядь волос ей на глаза. Прошло только дня два, как Лисса сделала себе новую прическу — коротко постриглась и завилась. Она никак не могла привыкнуть к ней после того, как долгие годы ходила с длинными прямыми волосами. Она чувствовала себя немного дискомфортно со стрижкой, и ей казалось, что с этими кудряшками она выглядит как…
— Сексуальный ангел, — прервал Роум ее размышления.
— Что?! — воскликнула она.
— Твои волосы. — Он намотал на палец выбившуюся прядь. — Эти кудри делают тебя похожей на этакого соблазнительного ангелочка. Очень сексуально. Мне нравится.
Его понизившийся до шепота голос был бы более уместен среди сбившихся простыней, чем на залитом солнцем дворе позади магазина.
— Мне ужасно нравится, — повторил Роум.
Их глаза встретились, и Лисса не смогла отвести взгляд, впервые ощутив на себе силу его чувственного воздействия. «Должно быть, именно так чувствуют себя женщины, когда падают в обморок», — промелькнуло в ее сознании.
Глаза Роума, такие яркие и лучистые, окруженные густыми черными ресницами, эти глаза-искусители сейчас были так близко, что она могла разглядеть мерцающие в них золотистые блики. Помимо воли, губы ее приоткрылись в ожидании чего-то, чему она не осмеливалась дать название. Его лицо, казалось, еще больше приблизилось к ней, и ее затуманенный взор наткнулся на его губы, как будто специально созданные природой, чтобы доставить наслаждение женщине. Легкий вздох сорвался с ее губ, глаза начали сами собой закрываться…
Громкое тарахтение проехавшего поблизости грузовика разрушило чары. Роум пробормотал проклятие, от которого Лисса остолбенела. Она неловко отпрянула, снова рассыпав свои вещи. Ощущение сосущей пустоты в желудке немного отпустило. Лисса стала поспешно собирать свои вещи, но пальцы плохо слушались ее. Больше всего она боялась коснуться рук Роума, который поспешил ей на помощь. Прикосновения этого мужчины лишали ее воли и разума, делали безвольной игрушкой в его руках.
Лист бумаги парил в воздухе, и быстрым движением Роум перехватил его, не дав улететь. Мельком взглянув на запись, он уже протянул было его Лиссе, бросил еще один взгляд и стал перечитывать уже внимательно.
«О нет, только не это!»
— Отдай! — Она попыталась вырвать листок из его руки, но Роум оказался проворнее.
— И что же тут такого особенного? Это просто список… Ты что, собираешься завести пса? — с недоумением спросил он.
Лисса зажмурилась, чувствуя, что краснеет, как рак. Он снова просмотрел список, его взгляд остановился на злосчастном пункте, который она подчеркнула. Сейчас Лисса чувствовала себя, подобно раку, попавшему в кипяток.
— Лисса, что значит «способен к деторождению»? — Любопытство всегда было главным его пороком. — Ты хочешь подарить кому-то пса? Или собираешься их разводить?
Не отвечать. Это всегда лучше всего действовало на Роума.
— Нет! Я не собираюсь это обсуждать. Отдай мне бумагу.
Снова она попыталась вырвать лист из его руки. И снова он с легкостью отбил ее атаку.
— Так для кого все-таки собака?
В прежние времена, если не срабатывало молчание, то иногда помогала уступчивость.
— Это сюрприз. Отдай бумагу.
— Я тебе не верю.
Роум все еще держал листок так, что она не могла его достать.
— Что происходит? Я жду объяснений.
Читать дальше