Морин Кодилл: Как найти мужа

Было известно, что он неутомим в работе, предъявляя к своим работникам такие же жесткие требования, как и к самому себе. Но, согласно другим, более склонным к сенсациям средствам массовой информации, оповещающим весь мир о каждом шаге Бродяги Роума, как окрестили его в деловых кругах, благодаря своему природному обаянию он стал одним из немногих бизнесменов, имеющих круг своих страстных поклонниц. Этих «бизнес-лапочек» вполне устраивала жизненная установка их кумира, повторяемая в интервью: «не жениться, пока не придет его время». Цитировались так— же слова Новака, опубликованные в одной из статей, что его время придет еще не скоро — если вообще придет.

Но сейчас на лице Роума играла улыбка, которая напомнила Лиссе выражение пойманного с поличным пятилетнего шалуна. Она пыталась уверить себя, будто эта улыбка ее совершенно не трогает. Точно такая улыбка появлялась всякий раз, когда он полагал, что доставит несказанное удовольствие, разрешив участвовать в осуществлении его самого последнего смелого научного проекта — вроде того, после которого она целый месяц ходила с зелеными волосами.

…Не говоря уж о просьбе зашить прореху на заду его джинсов прямо на нем. За это она была отстранена на день от занятий в школе «за неприличное поведение».

… Или когда, временно оставшись без колес, Роум потребовал, чтобы она возила его по всему городу в недавно приобретенном стареньком «кадиллаке».

Если память не изменяла Лиссе, именно в то время она провела отчаянно несчастный вечер, сидя в запертой машине на стоянке у сомнительного ночного заведения, куда ее, ввиду молодости, не пропустили. Тем временем Роум весь вечер снюхивался с блондинкой, — или она была рыжей? — являвшей собой самый сногсшибательный из когда-либо виденных Лиссой образчик щедрости природы. Он даже заставил Лиссу надеть шоферское кепи, чтобы, явившись на свидание, произвести впечатление на девицу своим «шофером».

Нет уж, больше никогда Лисса не попадется в его сети — но, тем не менее, ей действительно необходимо сейчас переговорить с ним.

Роум провел пальцем по ее бровям, как бы пытаясь стереть хмурое выражение с ее лица.

— Ну, Тыковка, разве так надо приветствовать прибытие в Сан-Диего самой выдающейся персоны после…

— После панд? — с иронией спросила она, наклоняясь, чтобы собрать свои разбросанные вещи.

Роум закончил колледж в то лето, когда панд — так называемых гималайских медведей — впервые привезли в зоопарк Сан-Диего. И прошедшие десять лет не изменили, как видно, его своеобразного чувства юмора.

Она подняла на него глаза.

— По крайней мере, они были в клетках и не могли ничем ответить на назойливое любопытство глазеющей публики. И не называй меня, пожалуйста, Тыковкой, я не овощ.

Роум отстранился, в притворном отчаянии, драматическим жестом прижав руки к груди.

— Ты ранишь меня в самое сердце, Тык… Лисса. Почему ты считаешь, что я приставал к тебе? И потом, неужели ты относишь себя к любопытствующей публике?

— Нет, я как раз не из любопытных, Роум.

Лисса снова уселась на теплые камни ограды и попыталась принять прежнюю позу, давая понять, что не желает продолжать в том же духе. К ее разочарованию, Роум проигнорировал прозрачный намек. Он уселся рядом с ней слишком близко, так, что это угрожало ее душевному спокойствию, и устроился поудобнее.

— Джейсон уже здесь? — спросила она. — Почему ты не у него?

Может быть, хоть это заставит его уйти. Ведь он деловой человек и не привык зря тратить драгоценное время.

— Я пришел пораньше. — Он ухмыльнулся. — Решил, что следует потратить минуту-другую, чтобы заново познакомиться с сестренкой Джейсона. Ведь много времени прошло, правда?

— Десять лет. — Она не захотела уточнить: плюс два месяца и четыре дня.

Скупость ответа не располагала к дальнейшему разговору, но тут Роум заметил в ее руках ручку и бумагу.

— Что ты там пишешь? Неужели стихи? — поинтересовался он. — Уж не обо мне ли ты? Как я тебе показался?

Лисса еще дальше отодвинулась от него.

— Чего ради я стану писать о тебе?

И она демонстративно положила между ними свою сумку. Роум пожал плечами и вытянул вперед ноги. Насколько помнила Лисса, он всегда и везде чувствовал себя непринужденно. Она уставилась на его кроссовки престижной фирмы, пытаясь избавиться от навязчивых воспоминаний.

— Потому что тебе всегда нравились парни с обаянием и индивидуальностью. А я, — он схватил ее левую руку и ткнул ею себе в грудь, — я — твой идеал.