Татьяна Туринская - Сволочь ты, Дронов!

Внезапно возникла мысль. А может, сейчас как раз самый благоприятный момент для ухода? Конечно, она еще достаточно молода, чтобы не думать об этом: двадцать девять — считай, не возраст, да и выглядит на все сто, в смысле, не лет, конечно, а баллов, но… На эстраде ведь полно молоденьких девчушек, ярких, красивеньких, длинноногих. Таких, как та же Лилька Подгорная, например. Правда, кроме красоты и молодости редко кто из них может похвастать чем-то особенным. Большая часть даже петь толком не умеет, только приплясывают себе под фонограмму, порой даже не свою. А если и свою, так обработанную на компьютере до неузнаваемости. Реальных конкуренток раз-два и обчелся. Так что вроде и рано задумываться об уходе. Не опасаться же ей, в самом деле, какой-то там Подгорной?! Если уж та чего и умеет особенного, так вовсе не в области вокала!

Но почему-то такая усталость вдруг навалилась, такая тоска. Это раньше сцена вызывала восторг и слезы умиления. Теперь же сцена для Альки — рутина, обычная работа. А разве можно выходить на сцену, к людям, без кайфа? Нет, не того кайфа, на котором, собственно говоря, и держатся очень многие нынешние звездочки-однодневки. Нет, другой кайф, сугубо внутренний, своеобразный экстаз от осознания народной любви — ведь не просто же так тысячи людей идут на концерты Альбины Рябининой. И ведь билеты, между прочим, стоят очень даже недешево. Однако на концертах Алька видит не одних сплошных олигархов, ведь простого люду гораздо больше. Вот только сидят они подальше от сцены, потому и не так заметны. И раньше эта мысль так будоражила, так бодрила, так волновала. А теперь почему-то эта же мысль не вызвала ни единой эмоции. Подумаешь, толпа! Толпа, между прочим, ходит на концерты не столько из любви к артисту, сколько по привычке, по инерции. Вот взять того же Молдакова, например. Неужели у него столько поклонников по всей стране, что мужик ежегодно собирает стадионы на фактически голый крючок, мол, 'прощальный тур'? Нет, привычка, одна сплошная привычка к громкому имени. Так что вполне может быть, что народ валом валит не столько послушать Алькин непревзойденный голос, сколько просто проявляет нормальную реакцию на ее раскрученное имя, на бренд 'Альбина Рябинина'?

А может, и правда пора? Это только внешне ее жизнь кажется красивой. А что на самом деле? Муж — общественное достояние, раздутое имя, цветы тоннами, которые она терпеть не может и даже не забирает домой из гримерки. Квартирка, правда, весьма недурственная, но стоит ли она таких унижений, как сегодня? Деликатесы, дорогущие шмотки. Разве ради них она живет? Да, когда-то Алька действительно мечтала о них, как о самом большом благе в своей жизни. Теперь же поняла, что гораздо важнее всех материальных благ душевное тепло, искренность. Любовь, в конце концов. А где она, любовь?! Где? И кто?! Загоруйко?! Этот напыщенный павлин? Да какой он павлин, с его-то сверкающей лысиной? Он больше похож на старого облезлого павиана. Может, когда-то Алька его и любила, хотя все чаще в последнее время очень сильно стала в этом сомневаться. Разве то, что она испытывала к нему когда-то, можно назвать любовью? А что она вообще знает о любви? Разве она любила когда-нибудь? Разве любила кого-нибудь?!

… Прошло несколько месяцев, возможно, даже год. По крайней мере, Алька очень хорошо запомнила, что опять было тепло. Да, точно, ей как раз исполнилось шестнадцать, ведь в тот день она ходила фотографироваться на паспорт. Значит, первые числа мая. Наложила на лицо, кажется, тонну косметики — так не хотелось на фото выглядеть сопливой пацанкой, так хотелось если не быть, то хотя бы казаться взрослой! А тем более — паспорт. Это ж не халам-балам, это документ, между прочим! Пусть и не на всю жизнь, пусть только до замужества. А может, и на всю — кто знает, выйдет ли она когда-нибудь замуж? И чтобы каждый, кто возьмет паспорт в руки, смеялся над тем, какая Алька была когда-то юная? Да ни за что! К тому же она, наконец, только-только перестала стесняться собственного отражения в зеркале. Всю жизнь считала себя дурнушкой, и лишь теперь, накануне шестнадцатилетия, неожиданно для себя самой обнаружила, что вовсе она и не дурнушка, что при помощи косметики может выглядеть очень даже ничего себе. Одна проблема — как выпросить у матери денег на все эти прибамбасы, при помощи которых можно пусть не менять до неузнаваемости, но существенно корректировать свою внешность? Та ведь упорно не понимала, что и косметика тоже может быть средством первой необходимости. А потому Альке приходилось довольствоваться тем, что Жанка с барского плеча дарила подруге. Скорее даже не дарила, а просто отдавала не столько излишки, сколько остатки.