Кристин Орбэн: Шмотки

А еще они необходимы, чтобы сдержать нежеланный порыв, обеспечить безупречное алиби или возможность неожиданного бегства, они незаменимы для игры, когда сердце твое уже безучастна Шнурки – это указательный палец, укрощающий разыгравшихся детей.

Он взял меня прямо у стенки, так и не сняв с меня сапожек, просто задрав юбку: таков был первый раз с мужем номер 1.

Стоит ли бояться быть непонятой и покрывать платье знаками, как Бен свои картины?

Если твое послание может быть сформулировано словами и оно важно для тебя, размышляла я, лучше написать его на ткани. Когда речь заходит о языке шмоток, люди непроницаемы. Слишком часто они погружаются в раздумья над клочком ткани, охватывающим мою талию, иначе ни он, ни я не привлекли бы столько знаков внимания.

Если нужно дать выход самовыражению, предпочтите полотно, белое, как писчая бумага. На нем удобнее писать пером: плотные нити, из которых соткана полотняная ткань, легче окрашиваются, чем слишком тонкие скользящие шелковые волокна.

Белые хлопчатобумажные платья легко линяют. На любой барахолке вы можете наткнуться на плетеный короб с надписью «все по 5 евро», где свалены стопки льняных салфеток, перетянутые лентой, нейлоновые комбинации, разрозненные комплекты постельного белья, мятые юбки, короткие платьица, напоминающие ночные рубашки, или подлиннее, из гипюра, – в них можно отлично спать или бродить по полям в резиновых сапогах защитного цвета. У меня масса таких – выстиранные, надушенные, они сложены на столике у изголовья кровати, как дневник. Часто я накрываю ткань волной слов, как морской прилив – песок.

Нынче утром десятичасовой прилив принес всего три слова: Секрет, Бриллиант и Корни. Этого оказалось достаточно, чтобы немое и инертное платье, подаренное мне мужем номер 1, обрело дар речи.

Да, всего три слова, перед тем как чашка кофе помогла рассеять туман в голове. Три слова, начертанные смывающимся черным фломастером Crayola, – это лучше, чем белый маркер, оставляющий более широкие расплывчатые штрихи. Кто знает, почему из всех закусок, расставленных на буфете, выбираешь какого-нибудь морского окуня? Растянув тупое и невыразительное платье с лямочками, я начертала одно слово на левой груди, другое – на пупке. Там, где сердце, я написала слово СЕКРЕТ. Невозможно жить без тайны, без запасного выхода. Кстати, было бы неплохо напомнить об этом моему будущему мужу.

Что такое тайна? Шкаф, куда никому нет доступа. Шкаф с одним-единственным ключом. Тайна жизненно необходима, хоть запертые в шкафу платья почти ни о чем не смогут рассказать. Достаточно того единственного, в котором мне нравилось принимать его ласки.

Мужчина одной ночи. Потому что лучший из моих дней скрывается, ускользая в ночь.

БРИЛЛИАНТ.

Для Мэрилин и «Luci in the sky» – разумеется, но не только поэтому. Бриллиант – это прозрачное сияние.

Бриллиант – идеал, которого не достичь никакими наслоениями муслина.

Бриллиант как цель жизни. Мне хочется быть сверкающей и прозрачной, хочется пропускать сквозь себя свет и в то же время хранить свою тайну. Да, мне хочется быть непроницаемой, одетой в ночь, тень, туман. Но вокруг не должно быть ни свечения, ни просвета. Я могла бы называть себя Бриллиантом.

КОРНИ.

Потому что это скрытый лик деревьев и всех разумных существ; корни – потому что невозможно выстоять без корней. Даже деревце бонсай умудряется расти и выпрямляться, хоть у него совсем короткие корни. Мне мало что известно о моих, знаю только, что долго мне не выстоять, несмотря на то, что у меня есть комоды в стиле Людовика XV, набитые беретами, – материнское наследство.

Секрет, Бриллиант и Корни – вот что принес прилив нынешнего утра. Странно.

Я так увлеклась этим, что разоткровенничалась, как в школе.

Я слишком лихо завернула. С в слове Секрет, оно свистит, извивается и ускользает; С дает толчок первому слову, которое закрывается, как дверца сейфа, задвинутая на задвижку Т. Разве мне ведомы мои секреты? Мне, разумеется, знакомо платье — Первого Поцелуя, но есть еще другие платья с секретом, спрятанные в моем шкафу, в моей памяти, их еще предстоит открыть. Есть секреты с часовым механизмом, как забытые бомбы, что взрываются спустя годы.

Когда я повстречала незнакомца номер 2, на мне был пиджак «Lee» с заклепками и мягкая, льющаяся юбка, размер S, стопроцентный ацетат, впереди короче, чем сзади, от «Comme des Gargons». Наши взгляды медленно скрестились, возможно, руки тоже. Он положил свою на мое запястье. Потом наступил час. Час чего? Час расставания, поскольку прозвенел звонок, возвещавший о конце перерыва, ему нужно было идти на деловую встречу, мне – отправляться на поиски черно-белого обруча для волос, обтянутого тканью в елочку, придуманного ночью. Я знала, что придет день и мы с незнакомцем номер 2 встретимся; да, мы пропустим несколько свадеб и встретимся и обретем друг друга. Он отменит ради меня несколько встреч, я куплю трусики и бюстгальтер, чтобы он снял их с меня; и таким образом пиджак «Lee» и юбка от «Comme des Gargons», купленная в стоке Сен-Фрускена, станут секретной частью целого. Большое чувство подобно приключению, растянувшемуся на тысячу дней и девятьсот девяносто девять ночей.