Эсси Саммерс - Розы в декабре

— Но это же все не так серьезно, Эдвард, я сама знаю. Через пару дней, как только царапины подсохнут, я обо всем забуду.

Часам к четырем утра она наконец впала в тяжелое забытье от действия снотворного. Фиона проснулась в семь, Эдвард был все еще рядом. Сон как рукой сняло; она чувствовала себя хорошо отдохнувшей и совершенно счастливой. Она открыла глаза и встретила его внимательный взгляд.

— Ты сегодня будешь усталым, Эдвард Кэмпбелл.

Он встал, потянулся и как ни в чем не бывало сказал:

— Пойду скажу Виктории, чтобы принесла тебе завтрак.

— Можешь ей не помогать, овсянку сделать просто, — быстро проговорила Фиона. — Только помоги мне, и можешь идти.

Он принес ей щетку и расческу и, догадываясь, что самой ей не справиться, тщательно расчесал ее волосы, что доставило Фионе удовольствие.

Когда она уже заканчивала завтрак, Эдвард снова заглянул и сообщил, что идет переговорить с Ванакой и выяснить насчет катера.

— Я не поеду, Эдвард. Если б действительно было что-нибудь, требующее обследования, я б, конечно, поехала, но так — я просто не выдержу. Я уж не говорю о том, что они продержали бы меня пару дней, как минимум.

— Ну и что?

— Но нельзя же сейчас оставлять Эмери одну. Конечно, Труди здесь, но я и по возрасту ближе к Эмери. И врач дал мне инструкции.

Эдвард рассмеялся:

— Да, от тебя сейчас много помощи.

— Не смеши, — осадила она его. — Случись что-нибудь, и я встану мгновенно. У меня все это поверхностное.

Он вздохнул и улыбнулся:

— Да я верю, но и ты пойми, это же такая ответственность. Вот что я тебе скажу, если я разрешу тебе выздоравливать здесь, даешь мне слово, что поедешь со мной через неделю сделать рентген позвоночника? Ради моего спокойствия.

Она согласилась. Он только поражался, с какой быстротой она выздоравливает. Рана затягивалась на глазах. Спина не болела. Через неделю она уже снова вела уроки, выбивая, по словам Эдварда, дух из детей, чтоб наверстать упущенное.

Как-то в воскресный день, когда она совсем выздоровела, Эдвард настоял, чтоб все они совершили прогулку верхом. Они направились на Фионину горку полюбоваться озером Ванака. Место было ровное, и они пустили лошадей во весь опор, устроив настоящие скачки. Труди оказалась великолепной наездницей с настоящей английской посадкой. Фиона не могла поверить собственным глазам — это была совсем молодая женщина. Вдруг Эдвард закричал и остановил своего коня. Поднявшись на стременах, он приложил ладонь ко лбу и потом указал на озеро:

— Кажется, к нам гости. Поехали!

Так оно и было. Катер входил во фьорд Ноуз.

— Давайте спустимся и встретим их, — закричал он и ударил пятками коня. Увидев, что Фиона замерла в нерешительности, он заметил: — Да поехали, дом в полном порядке, и запасов полно.

— Но мне надо приготовить обед.

— Ты же сама как-то сказала, что в «Бель Ноуз» нет только одного — нежданных гостей.

Они поскакали вниз и успели как раз вовремя: судно причаливало. На борту было несколько пассажиров: жена Гаса, их дети, исполняющий обязанности ванакского врача и высокий широкоплечий священник. Фиона остолбенела. Свершилось... Чудо, о котором она молила Бога, свершилось. На берег сходил Хью Алегзандер! Она бросила взгляд на Труди. Ее волосы развевались, открывая маленькие уши и порозовевшее от быстрой езды и озерного ветра милое лицо. Там был еще один человек, но Фиона даже не взглянула на него она вся была поглощена драмой, которая должна была сейчас разыграться у нее на глазах. На минуту ее охватила паника. А что если Хью из тех мужчин, которые терпеть не могут женщин в брюках?

Хью Алегзандер помогал детям и жене шкипера сойти с катера. Затем легко спрыгнул со сходней, приветствовал всех и, улыбаясь, протянул руку Эдварду. Фиона снова поглядела на Труди. Та словно окаменела в седле. Лошадь заплясала, попятилась, женщина автоматически натянула поводья. Хью не успел дойти до Эдварда, как увидел ее. Он тоже остолбенел, рука повисла в воздухе, так и не дотянувшись до руки Эдварда. Она смотрела на него сверху, их глаза встретились.

— Феба! — проговорил он. — Феба! — Он протянул руку.

Феба поставила на нее ногу и ловко спрыгнула на землю.

В этот момент Эдвард сказал на ухо Фионе:.

— Проснись, дорогая. Разве ты его не узнаешь?

Фиона оторвалась наконец от этой пары и повернулась, чтобы увидеть человека, идущего к ней. Ее брат. Гамиш!

На миг все закружилось перед глазами. Этого не может быть. Это сон. Гамиш? Здесь? И тут же она очутилась в его медвежьих лапищах. Да, это был Гамиш собственной персоной, дочерна загорелый, длинный как жердь, весь обвешанный, как всегда, фотоаппаратурой, со старинной камерой в руке.