Ширли Конран - Кружево

Она отвернулась, отдавая необходимые распоряжения явившемуся на звон колокольчика слуге.

— Так что оставь Чарльза в покое, дорогая, и ничего не замечай. Ты должна себя вести как ангел.

Тетушка Гортензия снова взяла Максину за руки.

— Ты должна подумать еще и вот о чем, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Хороший муж — это куда важнее, чем — собственный бизнес. Я не хочу этим сказать, что твой бизнес не важен. Я имею в виду, что хороший муж гораздо, гораздо более важен.

Максина честно старалась вести себя как ангел, но делать это ей было трудно, поскольку с каждым днем она все больше раздавалась и испытывала нарастающее душевное напряжение. Чарльз часто отсутствовал, а когда бывал дома, то постоянно казался чем-то занятым. Иногда Максима бросала взгляд в его сторону и ловила Чарльза на том, что он тоже рассматривает ее, причем как-то разочарованно и осуждающе. В такие моменты сердце ее сжималось от непонятной и мучительной боли.

Она испытывала жесточайшую ревность и переживала как оскорбленный собственник. В уме она постоянно высчитывала, где в данную минуту должен находиться Чарльз, хотя и не осмеливалась чересчур прямо расспрашивать его о том, где он бывает. Максина старалась не досаждать ему: ей не хотелось, чтобы у Чарльза возникло чувство, будто его постепенно припирают к стенке, ведь тогда у него могло бы появиться искушение сбежать из дома. Иногда настроение ее внезапно менялось, и тогда Максину охватывало яростное негодование, захлестывало чувство обиды из-за предательства мужа, из-за того, как ловко он ей врет — день за днем, месяц за месяцем, — а еще из-за того, что его, похоже, совершенно не мучила при этом совесть. Максина страшно страдала из-за той роли, которую взялась играть, из-за связанного с этой ролью напряжения, из-за необходимости не показывать мужу свои переживания и боль, лгать ему так же, как он лгал ей.

Когда родился их третий сын, Чарльз предположительно был в Лионе. Мальчик появился на свет на неделю раньше срока, а роды прошли гораздо легче, чем ожидала Максина. Она прижимала малыша к себе и старалась, чтобы он постоянно находился при ней. Маленький Александр был ее надеждой на будущее, тем, что связывало ее с мужем.

На этот раз, однако, не было ни малейшего шанса на то, что спустя четыре месяца после родов Максина забеременеет снова. Потому что и через четыре месяца после рождения нового сына Чарльз все еще не вернулся к ней, продолжая ночевать на раскладной кровати, поставленной в его гардеробной.

К 1963 году Чарльз и Максина прожили врозь уже около трех лет. Максина по-прежнему не обращала никакого внимания на неверность мужа. Естественно, делать это ей удавалось лишь ценой постоянного подавления собственных инстинктов и чувств, полагаясь только на те хорошие манеры и умение держать себя в руках, что были привиты ей строгим французским воспитанием, принятым в буржуазных семьях. Время от времени она сбегала к тетушке Гортензии, чтобы там найти сочувствие и утешение.

Максина по-прежнему вела себя в отношении Чарльза как ангел. Но огромное напряжение, которого это требовало, начало уже сказываться на ней. Она плохо спала, лицо у нее приобрело изможденный вид, и, даже когда она нацепляла обычную свою легкую самоуверенную улыбку, темные мешки под глазами выдавали ее внутреннее беспокойство. Иногда она вдруг срывалась на детях или на ком-нибудь из прислуги либо сотрудников; но если бы она не делала этого, она бы, наверное, просто закричала или разрыдалась. Максина сильно страдала от того внутреннего напряжения, что неизменно сопутствует раздвоенности в жизни или необходимости исполнять чуждую тебе роль. Жизнь ее проходила в непрерывном ожидании чего-то. Если бы только она могла повернуть время вспять! «Если бы» стало излюбленной ее темой.

Если бы только можно было стряхнуть паутину времени и вернуться в то прекрасное теплое лето, что было перед ее самой последней беременностью!

Если бы только она в свое время остановила выбор на другом рекламном агентстве!

Если бы избранное ею агентство не поручило работу с фирмами Шазаллей этой разрушительнице семейных очагов!

Если бы она сама могла стать выше, моложе, стройней, очаровательней!

Если бы только Чарльз продолжал находить в ней то, что увидел когда-то!

Ее уверенность в себе исчезла, словно растворилась. Она потеряла стиль в одежде, то влезая в старые, уже не красившие ее вещи, то напяливая что-нибудь эксцентричное, что ей совершенно не шло. Мастерица, постоянно обслуживавшая ее у Диора, приходила в полное отчаяние и ворчливо жаловалась своей помощнице: «Если мадам де Шазалль не способна выдерживать конкуренцию, так нечего было выходить замуж за привлекательного мужчину. Просто стыдно смотреть, как одна из моих клиенток на глазах всего Парижа теряет чувство собственного достоинства. Ей бы надо прописать месье графу его же собственное средство: в Париже полно привлекательных молодых мужчин, которые с восторгом сорвали бы эту спелую грушу».