Ширли Конран: Тигриные глаза

В чайном зале русского ресторана вдруг наступила тревожная тишина. Официанты застыли на месте. Резко смолк небольшой казачий оркестр. Элегантно одетые посетители замерли и прислушались.

Ночное небо за окнами осветилось разноцветными вспышками. В ресторан ворвались пронзительные крики уличной толпы, шипение взмывающих вверх ракет на заснеженной улице, властное завывание полицейских сирен и настойчивые гудки автомобильных клаксонов.

Затем все заглушил колокольный звон, записанный на пленку и многократно усиленный динамиками. И по всему Нью-Йорку разнеслись возгласы: «С Новым годом!» Так шумно приветствовали жители города наступивший 1992-й.

Официант, облаченный в темно-зеленую казачью гимнастерку и шаровары, заправленные в малиновые сапоги, подлил шампанского в бокал Плам. Когда она приподняла его, одна из узеньких бретелек ее мини-платья из золотистого шифона соскользнула с плеча. Сидевший напротив Вриз Рассел бросил на жену предостерегающий взгляд чистых голубых глаз и едва заметно покачал головой. Плам, обычно сдержанная, фыркнула — это было их семейной игрой.

Они сидели за праздничным столом, уставленным десертом. Бриз заглянул в большие фиалковые глаза жены, опушенные длинными черными ресницами. В свои тридцать шесть лет она была так же молода и свежа, как и прежде. Плам приложила немало усилий, чтобы выглядеть великолепно этим вечером. Она мобилизовала всю свою внутреннюю энергию, которая словно бы подсвечивала ее матовую кожу, прибавляла привлекательности вздернутому носику и красиво очерченным ярким губам. Плам по-прежнему притягивала Бриза.

Она с вызовом подняла свой бокал, тряхнула непослушной рыжей копной волос и улыбнулась мужу.

— С Новым годом, дорогой, — сказала она, подумав с облегчением, что этот праздничный вечер скоро закончится. В канун Нового года она всегда ощущала беспокойство. Всякий раз, когда жизнь начинала складываться самым чудесным образом, обязательно приключалось что-нибудь такое, что изменяло ее к худшему, и обычно это случалось под Новый год. Потом, когда бывало уже поздно, Плам начинала понимать, что, будь она чуть прозорливее, катастрофы можно было бы избежать. Но она не обладала волшебным даром предвидения и не могла отводить удары судьбы.

Однако на этот раз, кажется, ничего зловещего не намечалось. Напротив, ближайшее будущее представлялось Плам, как никогда, светлым. Она направлялась из Лондона в Австралию, в Сидней, на выставку собственных картин. Бриз, который был еще и ее агентом, предложил сделать остановку в Нью-Йорке, чтобы встретиться с владельцем картинной галереи Певенски, выразившим желание выставить здесь ее картины. Они решили превратить поездку в семейное рождественское развлечение и взяли с собой двоих сыновей Плам, которые в данный момент встречали Новый год за городом.

Бриз оглядел сидящих за столом гостей: русоволосая искрометная Дженни с замысловатой прической на голове, подруга Плам еще со времен колледжа; журналист Лео, пописывающий статейки о художниках для «Новых перспектив» и очаровывающий женщин, хотя никто не мог бы сказать, чем и как. Круглолицый и пышущий здоровьем Лео носил старомодные очки и к концу вечера мог, например, оказаться любовником Дженни. Некогда роскошные белокурые волосы Лео заметно поредели, и к тридцати четырем годам на макушке у него появилась лысина. Однако он не страдал от этого и всегда пребывал в веселом расположении духа, демонстрируя обаятельную улыбку и готовность к сопереживанию. Женщины в его обществе чувствовали себя в безопасности и нередко удивлялись, когда обнаруживали его в своих постелях.

Встретившись взглядом с Лео, Бриз поднял бокал. — Я хочу предложить тост за моих лучших американских клиентов — Сюзанну и Виктора!

Скромно потупив взор, Сюзанна тем не менее одарила Бриза одной из своих очаровательных улыбок. Весь вечер она кокетничала с ним, стреляя синими глазками и потряхивая льняными локонами. Плам незаметно наблюдала за ними и понимала, что Бриз принимает эту игру только потому, что ему предложила ее супруга очень выгодного клиента. По крайней мере, так ей казалось. Она уже свыклась с тем, что женщины млеют перед Бризом, очарованные нордическими чертами его лица и бледностью кожи, которая встречается только у очень светловолосых людей. Наверное, из-за того, что его прямые пшеничные брови сходились над крупным носом, создавалось впечатление, что взгляд Бриза пронизывает собеседника насквозь.