Гермина Блэк: Любовное кружево

Доктор Гиффорд Хардинг решительным жестом выколотил потухшую недокуренную трубку, прерывая поток мечтательных размышлений. Взглянув на наручные часы, он не без удивления обнаружил, что прошло больше часа с того момента, как он решил немного отдохнуть и расслабиться в укромном уголке парка при отеле. Впервые за много дней он позволил себе бездельничать так долго. Приятно было сознавать, что он вырвался из своей суматошной жизни на Уимпол-стрит и приехал на Лазурный берег не просто так, а по делу.

Вдвойне приятно было то, что дело это займет максимум один день. Хотя пациент, которому доктор вполне симпатизировал, и будет разочарован, но он должен понять. Да и дочке его, настойчиво приглашавшей доктора «как минимум, на весь уик-энд», придется смириться с фактом.

Как раз об этой избалованной и разряженной девице и думал доктор, отдыхая после обеда. Они не виделись больше года, и он пытался представить себе скорую встречу с ней.

Прошлой осенью, во время их единственной встречи, обаятельная Афина Зонопулос произвела на него сильное впечатление; но даже по горячим следам ему хватило ума сообразить, что это отнюдь не тот случай, который может определить всю его дальнейшую жизнь. К счастью или к сожалению — как посмотреть, — Гиффорд Хардинг не стремился угнаться за нравами современного общества. Он не был ни педантом, ни пуританином, просто слишком разборчивым для того, чтобы потерять голову от случайного свидания. Эта юная леди, дочь одного из самых богатых людей в мире, принадлежащая к «сливкам общества», отнюдь не была замечена в излишнем постоянстве своих «дружеских связей», хотя в данном случае явно демонстрировала желание продолжить и укрепить знакомство.

Перепроверяя свои старые впечатления, Гиффорд убедился, что былые чувства угасли. Стало быть, может возникнуть неловкая ситуация. Тщеславие было чуждо Хардингу, но, как любой симпатичный, обаятельный и преуспевающий врач, имеющий дело с интимными тайнами своих пациенток, он не мог не замечать тех знаков внимания, которыми они его одаривали. Мисс Зонопулос никогда не была его пациенткой; они впервые увиделись, когда он наносил визит ее отцу.

Решив покончить с этой проблемой, Гиффорд встал и огляделся, собираясь набить трубку.

Раскуривать ее он не стал, а сунул в карман и двинулся к отелю. Он специально выбрал отдаленный уголок парка — в надежде, что светская публика, составляющая большинство постояльцев, не забредет в эту глушь. Поэтому, выйдя на тропинку, он весьма удивился, обнаружив, что еще один человек проявил сходное желание уединиться. Тоненькая фигурка стояла рядом со скамейкой — точной копией той, с которой он поднялся минуту назад.

Девушка замерла при виде внезапно появившегося мужчины, удивленная не меньше, чем он. Стараясь не смотреть в ее сторону, Гиффорд ускорил шаги и почти миновал ее, когда услышал за спиной странный стук.

Обернувшись, он увидел у своих ног упавшую трость эбенового дерева. Быстро наклонившись, он поднял палку и протянул ее владелице. Секунду назад у него и в мыслях не было рассматривать незнакомку, но теперь одного профессионального взгляда доктору хватило, чтобы по ее позе, по тому, как она стояла, опираясь на каменную спинку скамьи, понять, что трость нужна ей не для красоты.

— Прошу вас, — произнес он, протягивая трость.

Их глаза встретились.

— Благодарю.

Весь эпизод длился не дольше вспышки молнии, но, даже если бы в этот момент в безоблачном небе загремел гром, Гиффорд испытал бы гораздо меньшее потрясение. Только когда она шагнула вперед, опираясь на палочку, он сообразил, что стоит у нее на пути и рассматривает ее, забыв о приличиях. Гиффорд отступил в сторону, бормоча извинения.

Он двинулся своей дорогой, но облик незнакомки по-прежнему стоял перед глазами. Миловидное, слегка сужающееся к подбородку лицо, густые темные волосы, резкие складки в уголках губ, созданных Творцом для счастья, а не для страданий, и потрясающей красоты глаза в обрамлении густых ресниц; Гиффорд подумал, что больше всего они похожи на золотистые анютины глазки. Но, как врач, он не мог не увидеть и того, что скрывалось в глубине этих прекрасных глаз, — печать такой острой обиды и неподдельного трагизма, что ему стало просто страшно.

Перед тем как свернуть с тропинки, он обернулся. Девушка стояла к нему спиной, опираясь на палочку, и как-то неловко пыталась опуститься на скамейку. Движение явно причиняло ей боль.