Джилли Купер: Имоджин

Словно услышав ее мнение, Бересфорд, похоже, собрался. Пригибаясь, как тигр перед нападением, он сыгран четыре гейма с неистовым великолепием и победил в матче, не проиграв ни одного сета.

Толпа, в особенности Имоджин, громко выражала свое одобрение. Бересфорд надел светло-голубой клубный пиджак и собрал свои четыре ракетки. Выходя с корта, он в упор посмотрел на Имоджин. Она вдруг испугалась, как если бы тигр, которым она любованась в зоопарке, выскочил из клетки.

— Пойдем искать папу, — сказала она.

— Ты с ума сошла? — возмутилась Джульетта. — Стой на месте, и Бересфорд найдет тебя здесь.

Но Имоджин, увидев, что Бересфорда окружила группа охотников за автографами, уже бежала к чайной палатке.

Они нашли отца беседующим с секретарем теннисного клуба.

— Привет, — сказал он, — пью чай, — и вернулся к своему разговору.

Дикий образчик служителя церкви-воительницы достопочтенный Стивен Броклхерст был подвержен одной светской страсти — спорту. Теперь он, разбирая удар за ударом, объяснял секретарю клуба, почему Бересфорд играл так плохо.

— Конечно, парень был слишком самоуверен: решил, что дело в шляпе.

Джульетта, усмехнувшись, принялась за бутерброды с огурцами. Имоджин сидела в мечтательной задумчивости, пока ее не толкнула в бок Джульетта, прошипевшая: «Бересфорд появился».

Имоджин поперхнулась чаем. Его приветствовали со всех концов.

— Он тебя заметил, — прошептала Джульетта, — продвигается в нашем направлении.

— Привет, Ники, — сказал секретарь клуба. — Что с тобой случилось?

Бересфорд рассмеялся, показав очень белые зубы.

— Меня отвлекло кое-что за оградительной сеткой, — сказал он, глядя на Имоджин.

— Тебе надо было играть в наглазниках, — сказал секретарь клуба. — Присоединяйся к нам, познакомься: наш викарий мистер Броклхерст, его дочери Имоджин и Джульетта.

— Очень приятно, — сказал Бересфорд, пожав всем руки, при этом задержав руку Имоджин в своей много дольше необходимого, после чего сел между ней и викарием.

— Броклхерст, — задумчиво произнес он, кидая в чай четыре кусочка сахара, — Броклхерст. Вы не выступали за Англию сразу после войны?

Мистер Броклхерст растаял как масло в духовке.

— Да, именно тогда. Как вы это могли запомнить?

Поговорив с викарием минут пять о регби и получив приглашение на завтрашний обед, Бересфорд перенес свое внимание на Имоджин.

— Вы просто выбили меня из седла, — мягко упрекнул он ее, — еще хорошо, что это не была отборочная встреча на кубок Дэвиса.

— Я так рада, что вы победили, — заикаясь сказала Имоджин.

— А я рад, — заявил он, глядя ей прямо в глаза, — что вблизи вы еще красивее.

И он тоже, подумала Имоджин. Намного красивее с темными кругами под глазами и влажными завитками волос вокруг лба. Его низкий голос звучал так, словно она была единственным в мире существом, с которым ему хочется поговорить.

И хотя он задавал ей обычные вопросы, — где она работает, нравится ли ей эта работа, была ли она когда-нибудь в Лондоне, — его обволакивающий голос и его взгляды, гулявшие по ее фигуре и лицу, придавали этим стандартным фразам какой-то особый смысл.

Тут подошел какой-то бледный юноша с длинными, мышиного цвета волосами, одетый в свитер с вырезом углом и изображением оленей вдоль каймы. Он откашлялся. Ники посмотрел на него без энтузиазма.

— Да?

— Я с Йоркширского телевидения, — сказал юноша. — Вы не могли бы обменяться со мной несколькими словами?

— Когда? — спросил Ники.

— Ну, сейчас.

— Я занят.

— Это ненадолго.

— Я поговорю с вами после парных матчей. А теперь оставим это, — отрезал Ники и вновь повернулся к Имоджин.

Она смотрела на него не отрываясь и поражалась такому совершенству. Быть может, это черный ободок вокруг радужной оболочки или толщина ресниц придавали такую яркость голубизне его глаз. Его загар был таким ровным, что казался нанесенным искусственно. И он в самом деле назвал ее красивой. Позднее, ночью это замечание будет для нее как кусок торта-мороженого, унесенный с праздничного стола. Она будет вновь и вновь шептать его себе, стараясь в точности припомнить хрипловатые тлеющие обертоны его голоса.

— Где у вас следующая игра? — спросила она. Мысль об его отъезде была ей уже непереносима.

Ники усмехнулся.

— Понедельник — в Риме, потом через неделю в Париже, потом Эдинбург, Уимблдон, Гстад, Китцбюгель, а потом турне по Северной Америке: Вашингтон, Индианаполис, Торонто, под конец Форест Хилл, если не помру от изнеможения.