Владимир Витвицкий: Двадцать пять дней на планете обезьянн

6. Все еще первый день, но уже вечер.

"— Что такое, почему все время без четверти два?!

— Это ма-но-ме-тррррр!!!"

Читатель! Не забывай о течении времени (час.),

и движении бурь (ман.).

— Вот несправедливость, одни двигатель — жгут, другие — чинят, — пробурчал Абызн, а Примат уже наверное в десятый раз отметил про себя похожесть механических суждений друга. В боксе есть часы, на стене, и их четкие стрелки подозрительно быстро бегают по циферблату. А под часами БэТээР с раскуроченным двигателем, а вокруг инструменты, детали, пятна масла. В железных внутренностях погрязли Абызн и Примат, и еще механик-водитель, срочник — причина долгих ремонтных усилий. Уже вечер.

— Я не виноват, — не в первый раз оправдался механик, — вы же знаете. Да я бы и сам все сделал.

— Через год? Или молчи, или умри, обезьянний фактор.

Утром, на разводе, Абызн погорячился, и на вопрос: "Ну как там, дела с двигателем, идут?", он вдруг бодро ответил: "Собрать осталось!", и вот ковыряется уже целый день, а до "собрать" дело еще не дошло. Он комадрил неполной штабной роты, это неплохо, но есть и свои неудобства — часто приходится быть единым во многих лицах. Вот как сейчас — стармехом и начбронем, а завтра испытателем. Хорошо, что Примат, подбив свою спортивную статистику, а в перерывах между рекордами он отвечает за попытки выполнения штабистами нормативов по "физпо", решил помочь другу и зашел после обеда в бокс. Но все равно — как бы не пришлось гордо ковыряться еще и ночью! Хотя вряд ли — вся "интеллектуальная" часть была завершена до обеда. Тем более от Примата при его габаритах мало толку — не очень-то он вписывается в неудобные БэТээРовские полости.

— А как насчет сегодня закончить? — скорее всего прочитав несложные мысли друга, задал провокационный вопрос Примат. — Ты кажется подзагнул, слегка?

— Неужели я так сказал? — попытался прикинуться дауном Абызн.

— На разводе, сегодня. Слово в слово. Вон и Мичурин слышал.

— Давно это было, — осторожно и при этом подло заметил механик.

— Сегодня еще не кончилось, — не нашелся с достойным ответом Абызн.

А на часах уже шесть.

— Товарищ капедрил, а если сегодня закончим, катнем? — наивно, а может и не в сознании предложил механик.

— Еще одно слово, и я на тебя наеду, бездельник.

Однако нудное дело идет к хоть и затяжному, но концу. Труден путь к успеху, однако прибавить черного оптимизма уже вполне возможно и почти неопасно. Вот только — можно ли шутить механику, причине нудного дела?

— Катнем, — сказал в сторону Абызна Примат, — если только во сне. Кстати, знаешь, что сегодня приснится твоей жене? Ей приснишься ты, далекий и недоступный.

— Главное, чтоб ты не снился, — не отрываясь от железа, без улыбки пошутил Абызн.

Гукнула дверь — кто-то зашел в бокс и затопал к ним по бетону. Заелозил задницей механик, а они услышали бодрый голос полкодрила. Того самого, кто задал текущий утренний вопрос, и которому Абызн на свою голову дал неосторожный ответ.

— Ну как дела, идут? Не пора ли по домам?

— Пару гаек осталось закрутить, товарищ полкодрил! — с готовностью, с ответной бодростью отрапортовал механик, выручая не очень словоохотливых ифоцеров. Ему-то что, ему-то торопиться некуда — казарма рядом.

— Да? Наверное, я считать разучился — предъявив все существующие причины любви полкодрила к капедрилам, удивленно произнес с высоты аккуратно сшитой шинели вошедший. И добавил, еще раз посмотрев на раскуроченный двигатель и на свои, естественно, комадрильские часы. — Ну что же, желаю успехов.

И ушел, гулко протопав в обратном направлении.

— Скажи еще — довернуть, — глядя вслед, не поддержал мичуринской бодрости Примат, и снова повернулся к Абызну. — А хочется, наверное, быть недалеким и доступным?

— Каждому свое, — как художник отстраняется от холста, оторвался от железа Абызн, — но думаю, что со временем сбудется и моя главная мечта.

— Отпуск, на море, без…

— Жировые отложения, балда, жировые отложения! Ну что, Мичурин, иди, погазуй.

— Я не Мичурин, — буркнул механик и полез на водительское место.

— Есть одна опасность, — разглядывая предварительную радость товарища, заметил Примат, — гайки считать разучишься.

Заработал, а затем и заревел двигатель, лишенный защитных кожухов, и Абызн, а вместе с ним и Примат принялись с важным видом прислушиваться к звуку металлических вращений только что собранного механизма. Вот он, миг славы и победы, и восхищения собой.