Борис Бедный - Девчата

– Я? – переспросил Ксан Ксаныч, выгадывая время.

– Ты, Ксан Ксаныч…

– А как же? – бойко начал было Ксан Ксаныч, но встретился глазами с Надей и прикусил язык. •– Как тебе сказать…

Он съежился, втянул голову в плечи, как бы говоря: «А кто ж его знает?»

– Я думала: хоть ты… – разочарованно сказала Надя. – Как же мы жить будем? Другие любят, а мы… так?.. Просто так?

– Успокойся, Надюша… Вообще-то живут и без любви, но с любовью, кто ж спорит, лучше. Для семейной жизни, я так понимаю, любовь вроде цемента: крепче как-то получается!.. Но я тебя и так не брошу, ты не сомневайся… Опять же: комната… Может быть, попробуем, Надюша? Живут же люди… – Ксан Ксаныч оглянулся на дверь. – Еще не поздно, Надюша, как ты скажешь – так и будет. Решай, а то девочкам в коридоре холодно…

Надю до слез тронуло, что даже в такую минуту добрый Ксан Ксаныч подумал о других.

– А может, ты бы решил? – попыталась она переложить ответственность за будущее на своего жениха.

Ксан Ксаныч строго покачал головой.

-Нет, – с неожиданной твердостью сказал он, – ты должна решать: в семейной жизни женщина – председатель… Ну, Надюша?

Надя отвернулась к слепому темному окну. Тишина затопила комнату. На нижнем складе коротко вскрикнул паровоз и тут же замолк. Лишь ходики, отремонтированные Ксан Ксанычем, громко и беспечно стучали на стене.

Сразу постаревший и вроде даже ставший меньше ростом, Ксан Ксаныч побрел к двери, забыто держа сковородку в вытянутой руке. '

– Ксан Ксаныч, прости, что опозорила перед людьми, – тихо сказала Надя ему в спину. – Я и сама не знала, что так получится…

– Ничего, Надюша, как-нибудь переживу, – отозвался, не оборачиваясь, Ксан Ксаныч.

У порога он остановился, в остатний раз обежал глазами комнату, прощаясь со всей своей несостоявшейся семейной жизнью.

– Не отстают? – совсем некстати спросил Ксан Ксаныч, покосившись на ходики. – А табуретку, Надюша, возьми себе… На память… Понадобится – я еще сделаю.

Ксан Ксаныч скованно взмахнул рукой в сторону знаменитой своей табуретки с дырочкой, заметил сковородку в руке и сунул ее на угол плиты.

– Интересно, кому теперь наша комната достанется? – вслух подумал он напоследок и вышел, тихонько, прикрыв за собой дверь.

Вбежали озябшие девчата, окружили Надю.

– Вот всегда она так! – возмутилась Катя. – Целый год тянула – и нате… Как подруга подруге: и на что ты, Надька, со своими данными надеешься?

– Ведь теперь тебе мужика не найти! – подхватила девица с серьгами.

– Ну, один-то мужик всегда со мной…

Надя невесело усмехнулась и кивнула на топор, стоящий в углу возле печки.

По тихой ночной улице поселка шла поредевшая ватага во главе с Филей. Длинномер сорвал с крыши сосульку и бросил ее в раскрытую форточку чуркинского дома. А Мерзлявый схватил с крыльца забытые детские саночки и швырнул их в колодец.

Филя досадливо поморщился и с тоской подумал: «И чего бы такое сотворить?»

Они подошли к Камчатке и заметили в укромной тени парочку.

– Шуганем? – предложил Мерзлявый. Длинномер рванулся было к завалинке, узнал Илью, поспешно ретировался и сказал умудренно:

– Не стоит…

И Филя разглядел, кто сидит на Камчатке.

– Так держать! – приказал он ватаге, махнул рукой вдоль улицы, а сам решительно шагнул к завалинке.

Он вплотную подошел к Илье и Тосе, всмотрелся в их счастливые и отрешенные лица, ненужно спросил:

– Сидите?

Илья недовольно снял руку с Тосиного плеча.

– Сидим! – храбро отозвалась Тося.

– Ну и как оно? Не скучаете? – заинтересованно спросил Филя тоном исследователя, столкнувшегося с новым и непонятным ему явлением природы.

– Ничего, – ответил Илья. – Терпеть можно!

– Значит, привел-таки на Камчатку?

Тося отодвинулась от Ильи и выжидательно посмотрела на него.

– Это она меня привела, – признался Илья.

Тося наклонила голову, подтверждая, что так оно, в сущности, все и было, и снова придвинулась к Илье.

– Э-эх, жалко мне вас! – философски сказал Филя. – И на что вы лучшие годы тратите!.. Курнуть не найдется?

Илья протянул Филе пачку папирос и захлопал себя по карманам в поисках спичек.

– Огонек имеется… – с достоинством сказал Филя и щелкнул зажигалкой.

Он прикурил и не сразу потушил зажигалку, с почтительным любопытством разглядывая Тосю, разлучившую его с Ильей. Филя никак не мог понять, чем же в конце-то концов эта невзрачная девчонка приворожила к себе такого бравого парня, как Илья. А Филю, при всей его беспечности, всегда почему-то задевало, когда он сталкивался с чем-нибудь в жизни, чего не понимал. В такие минуты он начинал вдруг чувствовать себя дураком, а в дураках Филя ходить не любил, считая себя не хуже тех, кто все понимает. Он скорее готов был прослыть подлецом и хулиганом, лишь бы не заделаться дураком.