Елена Колядина: Сто осколков счастья

Когда часы на башне Киевского вокзала показали одиннадцать, Варя догадалась: Маша не дозвонилась до общежития, им стыдно перед клиенткой, у них есть определитель номера, поэтому сотрудницы не отвечают на ее звонки. Но вот-вот все уладится, за ней приедут!

Черт, зачем она надела черные лакированные туфли на десятисантиметровых каблуках! Мама из рук их вырывала: надень босоножки на плоской подошве, умаешься по Москве ходить! Но разве могла актриса Варвара Кручинина появиться в столице в разношенных шлепках?! Вот результат: ноги горят, спину ломит.

Утренняя свежесть быстро сменилась бензиновой жарой, над асфальтом колыхалось марево, от пакета густого сладкого сока из маракуйи еще сильнее хотелось пить.

Варя оперлась на ручку чемодана и вздохнула со всхлипом и тонким стоном.

– Внученька, ты, поди, агента из общежития ждешь?

Варя удивленно посмотрела на древнюю старуху в разбитых кроссовках: она давно сидела на бетонной мусорнице с пластиковым стаканчиком в протянутой руке – собирала милостыню.

– Откуда вы знаете? – звенящим голосом спросила Варя. Информированность бабули почему-то напугала.

– А здесь кажный день такие стоять, ждуть. Вчера бабушка с дочкой и внучкой до обеда маялись: привезли ребенка на операцию, жить негде, заплатили в конторе тысячу рублей, да так на вокзале и ночевали.

Варя с ужасом посмотрела на старушку – но от стыда не смогла признаться: да, и меня обманули! Из последних сил напустив на себя независимый вид, она громко сообщила:

– Нет, я не агента… Я поезд жду!

– Я не такая, я жду трамвая! – заржал парень с банкой пива в руке, проходивший мимо.

Варя вскипела, метнула в хама злобный взгляд, но решила поберечь гнев для Маши и ее сообщницы. Забыла про стертые ноги, решительно направилась в метро: ну сейчас она это агентство разнесет!

Обратная дорога показалась бесконечной: рюкзак тянул плечи, пассажиры так и норовили ударить по Вариным ногам сумкой, отпихнуть чемодан.

Через сорок минут она нажала кнопки домофона на дверях подъезда.

Но дверь не распахнулась, как утром, с приятным мелодичным сигналом.

– Слушаю вас, – ответил из динамика раздраженный женский голос.

– Откройте, это Варвара Кручинина, где представитель общежития?! Три часа ждала!

– К сожалению, в общежитии на Мосфильмовской не оказалось свободных комнат, вчера вечером заняли последнюю.

– А сообщить об этом вы не могли?! – закричала Варя.

– Мы вам звонили, вы были вне зоны действия сети.

– Неправда, не было звонков! Мне нужна комната, я тысячу рублей заплатила, у меня есть чек!

– Девушка, не надо на меня кричать, иначе я вызову охрану! Прочитайте внимательно договор: вы уплатили не за жилье, а за оказание информационных услуг, и теперь в течение десяти дней можете пользоваться нашей компьютерной базой.

– Мне не база нужна, а комната на Мосфильмовской!

– Извините, разговор принял циклический характер.

Домофон замолчал.

Варя в отчаянии подняла голову к окнам, словно надеялась взглянуть мошенницам в глаза, но увидела лишь глаз видеокамеры над дверями.

Девушка вздрогнула: «Они видели меня и смеялись!»

Почему-то не потеря тысячи рублей, а эта мысль ударила под дых, перехватила горло судорогой. Закипели жгучие слезы: привалиться бы к дверям и порыдать в голос!

Она с трудом сдержалась: только не здесь, не на глазах подлых мошенниц! Варвара Кручинина не позволит шайке мерзавок потешаться над собой!

Варя отбросила за плечи копну вьющихся волос, выгнула спину, подняла ногу, поправила дорогущую туфлю и гордо покатила чемодан за угол, на Ленинградский проспект.

За цветочным киоском нацепила солнцезащитные очки и дала волю слезам.

Поток роскошных машин сиял в ярком солнце, счастливые обладатели квартир, комнат и мест в общежитиях смеялись и ели мороженое, уборщица уличных биотуалетов голосисто ругала неаккуратных пользователей, а Варя всхлипывала.

Наконец слезы кончились. А сердце все не отпускала горькая жалость к себе.

Правильно папа говорил: горе луковое! «Папочка, миленький, ты мне так нужен», – просила она.

«Нет, Варюшка, ты уже взрослая, актриса, сможешь всего добиться сама!» – ответил тогда отец и закрыл глаза.

Он умер в три часа дня первого декабря. Сердобольная санитарка подвязала подбородок обрывком бинта и сложила на груди синие от капельниц руки.

Варя ни разу не ходила к отцу на кладбище, хотя мама изводилась, – господи, что соседи-то скажут?