Александр Шохов - Счастье есть

В углу все еще висела икона с разбитым стеклом. Он разбил ее в день аварии, когда вернулся из больницы, весь покрытый синяками, но без единого перелома. А его жену и сына врачи спасти не смогли. Макс сидел около операционной и ждал. Ждал, пока ему не сказали, что все кончено. Он вернулся домой, и не знал, как справиться с болью и отчаянием. Он разбил икону, он сбил себе кулаки о пустые стены. Он не мог ничего изменить. И только повторял внутри себя один и тот же вопрос: «Боже! Если ты есть, почему ты допустил это?!». Это была обида на Бога, на весь созданный им мир. Обида и сейчас горела темным пламенем в самой середине его сердца. Вопросы к Богу, которые он хотел задать тогда, по-прежнему теснились в его сознании, словно отравленные стрелы, которые было не в кого выпустить. Хотел бы он знать, почему существует смерть. Почему он потерял самых близких, самых любимых людей? Потерял? Это не совсем то слово. За рулем машины в тот день был Макс. Его неосторожность убила жену и сына. А он сам чудом остался жив. Чудом. Зачем?

Максу недавно исполнилось тридцать восемь. Когда случилась авария, ему было тридцать пять, и он чувствовал, что начинается самая счастливая часть его жизни. А потом все прервалось. И вот уже три года у него ничего не было, кроме этой боли, и выжигающей его душу вины.

По привычке Макс бросил гневный взор на икону, а потом подумал, что его злость и обида на Бога совершенно напрасны. «Нет никакого Бога! – сформулировалась в его сознании четкая мысль. – А значит, и злиться не на кого».

Макс сел за письменный стол, за которым когда-то учил уроки его сын. Открыл верхний ящик. Достал толстую тетрадь. Открыл ее на первой странице. Тетрадь была пуста. Только несколько жирных точек стояли в первой строке. Макс взял ручку и хотел написать хотя бы одно слово. Но так и не смог. Ручка оставила еще одну жирную точку в первой строке.

Это была идея психолога, Альберта Абрамовича. Он порекомендовал Максу завести дневник. Это было почти две недели назад. Психолог сказал, чтобы Макс не приходил к нему на очередной сеанс, пока не сделает это. Макс снова коснулся ручкой бумаги, намереваясь написать то, что он подумал только что, глядя на разбитое стекло иконы. Появилась еще одна точка. Но в слово она так и не превратилась.

Психолог Альберт Абрамович Карапетян занимался с ним уже около года. Обратился Макс к нему по совету своего друга детства, Алекса. Тот и сам ходил к Альберту Абрамовичу вместе с супругой, у них был сложный период совместной жизни. Альберт Абрамович считался в городе хорошим специалистом. К нему ходили многие уважаемые люди. И хотя у Алекса в семье отношения так и не наладились, тем не менее, он хорошо отозвался об Альберте Абрамовиче и рекомендовал его Максу.

Алекс был высок, жизнерадостен и оптимистичен, и мог уговорить кого угодно и на что угодно. Макс посопротивлялся, но поддался на уговоры, и, в общем-то, не пожалел об этом. Альберт Абрамович каким-то образом помог ему принять эту безвозвратную потерю, и начать жить дальше.

Макс покрутил авторучку, прикоснулся к листу бумаги, к той самой точке, которую только что поставил. Бесполезно. Альберт Абрамович утверждал, что эта немота в письменной речи является одним из основных симптомов, и одновременно, ее преодоление будет означать, что Макс начал выздоравливать. Видимо, до выздоровления ему было еще далеко.

Макс снова, но уже больше по привычке, бросил гневный взгляд на икону, вздохнул, отложил ручку, закрыл тетрадь и спрятал ее в верхний яшик стола. Потом встал со стула и, медленно подойдя к иконе, снял ее со стены и, дойдя до кухни, положил ее в мусорное ведро. Он сделал это совершенно без эмоций. А потом, вернувшись в комнату, принялся снимать со стен фотографии жены и сына, и складывать их в один большой ящик. На его глазах время от времени выступали слезы, когда он смотрел на какую-нибудь фотографию, вспоминая, как и когда она была сделана.

Он помнил аварию во всех деталях. Не он нарушил правила дорожного движения. Но он мог оглянуться и посмотреть. Мог. Но не оглянулся. Один миг, промежуток времени меньше одной секунды, – и он потерял все, что составляло основу его жизни. Ощущение своей вины каждый день сжигало его изнутри. Но что он мог сделать теперь? Что он мог изменить?

Вечерами было прохладно. Макс и Манечка Мейкер расположились не на открытой площадке рядом с фонтаном, а внутри, в гостиной с видом на сад. Манечка была с новой прической, в открытом коротком платье ярко-бирюзового цвета. Макс был в костюме, который немного болтался на нем, – за последние годы он сильно похудел.