Ирина Мельникова - Дрянь такая!

Я молчала… Что я могла сказать в свое оправдание?

— Ты, добрая барыня, наняла себе холопа? Так это следует понимать? Холопа, который разгребает грязь за тебя? И я должен к тебе обращаться на «вы», госпожа, ваше сиятельство, или как еще там? Может, ваше величество?

— Саша, я дура! Прости меня! — я потянулась к нему. — Просто мне очень плохо, а ты не смотришь на меня! Я думала, что ты обиделся… Но я ничего не знала о том, что милиция нас выследила. У тебя были неприятности из-за пистолета?

Он обнял меня и потерся колючей щекой о мою щеку.

— Причем тут пистолет? — прошептал он едва слышно, и его дыхание коснулось моих губ. — Он у меня именной, все документы в порядке. К тому же я не стрелял, обошелся кулаками…

— Тогда объясни, что случилось?

— Неужели ты не понимаешь? — Он отстранился от меня. Болезненная гримаса скривила его лицо. — Я боюсь оставаться с тобой наедине. Я ничего не могу с собой поделать, но после того, что случилось, меня не покидает ощущение, что ты моя, и ничья больше. Я не могу это объяснить, мы знакомы чуть больше двух суток… Но я умираю от желания быть с тобой, разговаривать, смеяться, подавать полотенце в ванную. Понимаешь, если я сейчас не поцелую тебя, я скончаюсь на месте!

— И что тебя сдерживает? — я обняла его за шею и притянула к себе. — Или разучился?

— Аня, — он посмотрел на меня откровенно больными глазами, — я не ворую, не беру чужое! Мне надо все, или ничего! Я не хочу, чтобы ты меня быстро забыла, как забываются мимолетные связи. Не думай, я не влюбился, здесь твоя совесть чиста, но то, что мы пережили вместе, не должно омрачаться не нужной тебе связью. Ты должна быть чистой перед своим мужем, тогда тебе будет легче с ним объясниться.

— Мораль сей басни такова, — сказала я и убрала руки с его плеч, — мужик испугался ответственности.

— Не передергивай, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. У тебя налаженный быт, прочные отношения, красивый дом и достаток… Я — чужак, который внезапно ворвался в твою жизнь…

— Это я ворвалась, — проворчала я.

— Какая разница! — вздохнул Суворов. — Сегодня я доставлю тебя домой, и все на этом закончится. Ты вернешься к мужу, у вас появятся новые заботы. Ты ведь простишь Сергея, и примешь его сына. И через месяц ты даже не вспомнишь, ни об Озерках, ни о том, что здесь случилось, а обо мне тем более.

— Дурак ты, Суворов! — сказала я устало. — Что ты обо мне знаешь? Что ты знаешь о моем будущем? Оказывается, ты мастер не только читать мысли, но и строить прогнозы? Нострадамус забабашенный! Завтра будет завтра, а сегодня это сегодня! Признайся, что ты боишься меня по другой причине? Боишься, что не справишься?

— Ты меня намеренно провоцируешь, — сказал он. — Ты выставляешь меня дураком. Рядом очаровательная женщина, а я отбиваюсь руками и ногами. Это неестественно, это глупо… — Он вдруг повернулся и в упор посмотрел на меня. И я все поняла. Он сдался. Но только не я его добыча, а он — моя!

А дальше все утратило свое значение. Я первой поцеловала Суворова и принялась расстегивать на нем рубашку. Он застонал и сжал мои пальцы… Губы его показались мне сухими и горячими, он расцарапал мне щеку своей щетиной, а руки были требовательными и нетерпеливыми…. Но зато он позволил мне почувствовать себя женщиной. Женщиной, которую любит сильный и смелый мужчина. Впервые все было так ярко, остро, и феерически необыкновенно. И те слова, которые он шептал, и ласки… Он, казалось, пытался продлить и продлить то почти сверхъестественное блаженство, которое я испытывала от его прикосновений, от его поцелуев, от тех движений, которые заставляли меня вскрикивать и кусать губы, чтобы не завопить на всю ивановскую. Я не хотела сравнивать его с Сергеем, просто здесь все было по-другому. Впервые я сама призналась мужчине, что хочу его, и первой начала наступление.

И то, что я победила, добавляло особую сладость и нежность в наши с ним отношения. Я чувствовала: для него встреча со мной отнюдь не рядовой случай, иначе, он бы использовал любой момент, чтобы взять то, что само ему шло в руки.

Но он не воспользовался. Мне пришлось переступить через собственную гордость, и сделать все возможное, чтобы сломить его сопротивление. После чего мужчину нельзя выпускать из своих рук, даже из гуманных соображений. Я заставила его забыть о собственных принципах и доводах разума. Я включила в нем ту дикую, почти термоядерную энергию, которую ничем не остановить, не удержать, и лучше использовать в мирных целях.