Джудит Макнот - Рай. Том 2

Известие о том, что Мэтт звонит ей сейчас, после всего, что ей пришлось вынести по его вине, подействовало на Мередит как фитиль, поднесенный к пороховой бочке. Она буквально сорвала трубку с рычагов, вделанных в боковую панель, и поднесла к уху.

— Джо говорит, что у тебя все благополучно, послышался тихий низкий голос Мэтта. — Твое манто у меня, и…

Но Мередит не собиралась слушать дальше. Очень медленно, с огромным злорадством и бесконечным удовлетворением она положила трубку. Десять минут спустя, когда впереди уже виднелся дом Мередит, Джо со всей грациозностью пилота «Боинга — 727», приземляющегося на слишком короткой посадочной полосе, с зубодробительным скрежетом тормозов остановил лимузин, и поскольку смог не убить Мередит, врезавшись в мчавшуюся навстречу машину, и не дал ей попросту умереть от страха, широким жестом распахнул дверцу и, удовлетворенно улыбаясь, объявил:

— Приехали, миссис Фаррел, живые и здоровые. Мередит сжала кулаки. Но тридцать лет цивилизованного поведения и заложенные в детстве основы хорошего воспитания нелегко преодолеть, поэтому она вынудила пальцы разжаться, вышла из машины на подгибающихся ногах и вежливо, хотя и фальшивым голосом пожелала Джо доброй ночи. Однако он настоял на том, чтобы проводить ее, и все оказавшиеся в этот момент в вестибюле обернулись, с изумлением разглядывая ее, — от охранника до жильцов, пораньше возвращавшихся домой.

— Д-добрый вечер, м-мисс Бенкрофт, — пролепетал, заикаясь, охранник, раскрыв от изумления рот.

Мередит, естественно, отнесла столь пристальное внимание на счет своего внешнего вида, но, мужественно подняв подбородок, решила идти напролом.

— Добрый вечер, Терри, — ответила она с вежливой улыбкой, поспешно выдергивая руку из лапы Джо.

Однако через несколько минут, когда Мередит открыла дверь квартиры и взглянула на свое отражение в зеркале фойе, ей стало не до улыбок. Она замерла как вкопанная, расширив от ужаса глаза, и невольно расхохоталась. С одного бока волосы стояли дыбом, с другого же выглядели так, словно укладывались электрическим миксером. Жакет-болеро, так изящно сидевший на ней в начале вечера, наполовину свисал с плеча, а аскотский галстук был безнадежно помят.

— Очень мило, — саркастически сообщила она своему отражению и закрыла за собой дверь.

— Мне в самом деле пора домой, — вздохнул Паркер, потирая ноющую челюсть, — уже одиннадцать часов.

— Твой дом наверняка осадили репортеры, — твердо объявила Лайза — Вполне можешь переночевать у меня.

— А Мередит? — вспомнил Паркер, когда Лайза вернулась из кухни и протянула ему очередную чашку чая.

Лайза ощутила странную колющую боль в сердце при мысли о том, что он по-прежнему мечтает о женщине, которая его не любит. И, более того, для него, вероятно, она последняя женщина на Земле, удостоенная его внимания.

— Паркер, — мягко предупредила она, — там все кончено.

Он поднял голову, оглядел Лайзу в неярком свете лампы, только сейчас поняв, что она имеет в виду его будущее с Мередит.

— Знаю, — мрачно кивнул он.

— Но это еще не конец света, — продолжала Лайза, усаживаясь рядом, и Паркер в который раз заметил, как огонь играет рубиновыми отблесками в ее волосах. — Ваши отношения с Мередит были очень удобными для вас обоих, но знаешь, что происходит с такими браками через несколько лет?

— Нет, а что, по-твоему?

— Превращаются в тоску смертную. Паркер молча допил чай и, поставив кружку, принялся осматриваться, поскольку неизвестно почему опасался взглянуть на Лайзу Обстановка комнаты сочетала в себе элементы эклектического модерна и очаровательного традиционного стиля с совершенно неожиданными для характера Лайзы предметами искусства, расставленными там и сям. Комната была похожа на хозяйку — такая же дерзкая, ослепительная, переменчивая. Ацтекская маска стояла на вызывающе современной зеркальной подставке рядом с креслом, обитым светло-персиковой кожей, а рядом располагался горшок с плющом. Зеркало над камином явно относи лось к концу двадцатого века, а на каминной доске были расставлены английские статуэтки из фарфора «челси» 6.

Паркер, не находя себе места, одолеваемый вопросами, непрерывно терзавшими мозг, подошел к камину и стал рассматривать статуэтки.

— Прекрасная работа, — искренне похвалил он. — Восемнадцатый век, не так ли?

— Да, — тихо ответила Лайза.

Паркер возвратился, встал перед ней, старательно Отводя глаза от груди, видневшейся в треугольном вырезе платья сливового цвета, и наконец задал вопрос, мучивший его больше всего: